Ленин. Человек — мыслитель — революционер
Шрифт:
С В. И. было легко, радостно работать. В Кракове в период 1912–1914 годов мне поручено было заведовать транспортом нелегальной литературы для России. В такой работе бывают часто неудачи, провалы. После каждого провала ходишь, бывало, как убитая.
— Ну, что, опять вы всеми соседями недовольны? (поговорка Ильича) — спрашивает бывало Ильич.
— Да, плохо. Опять провал. Не знаю, что и делать.
— Да вы начните сначала, на этот раз, наверное, все пойдет хорошо, — обычно бодро отвечал тов. Ленин.
И мы начинали сначала и снова работали, ибо знали, что В. И. интересуется работой, интересуется каждой доставленной в Россию газетой или брошюрой.
Частенько сиживали
— В чем дело?
— Да вот, В. И., денег нет, нечем работать.
— А вы и голову повесили. Вы разве не знаете, что нет денег— перед деньгами. Будут деньги.
— Откуда?
— Не все ли равно. А вы пока работайте.
И мы пока работали, ибо Ильич внушил нам бодрость.
А как горячо любил В. И. свою мать! Каким нежным, внимательным сыном был он! Каким горячо любящим братом был он! Владимир Ильич частенько говорил о своей младшей сестре Манюше (Марии Ильиничне, редакторе «Московской правды»). Говорил он о ней всегда нежно, с такою ласкою, что я, не зная ее, думала, Манюша — это маленькая девочка.
Только тот, кто не знал Ильича, только те, кого Ильич от всей души ненавидел, — буржуазия могли говорить об Ильиче как о черством, жестком человеке. В. И. умел так же горячо любить рабочий класс и его друзей, как он умел ненавидеть врагов его.
Тов. Ленин, у которого никогда не было своих детей, горячо любил детей. Мне Надежда Константиновна рассказывала, как Ильич привязался в ссылке к Мише— мальчику одного из товарищей и как тяжело ему было, когда отец отказался отдать мальчика Лениным, когда они должны были уехать из ссылки. Мне пришлось наблюдать любовь В. И. к моему сынишке — Степе. Когда Степа родился, В. И. к нему долго присматривался и все спрашивал, почему он плачет. Когда Степа начал подрастать, ходить и говорить, между ним и В. И. установилась горячая привязанность. В. И. бурно, весело, с увлечением играл со Степой. Он никогда не уставал лазить под кровать и диван за мячом Степы. Он носил Степу на плечах, бегал с ним взапуски и исполнял все повеления Степы. Иногда В. И. и Степа переворачивали все вверх дном в комнате. Когда становилось особенно уж шумно, я пыталась их остановить, но Ильич неизменно заявлял: «Не мешайте, мы играем».
Однажды мы шли с В. И. по дороге к ним домой. Степа бежал впереди нас. Вдруг В. И. произнес: «Эх, жаль, что у нас нет такого Степы».
В. И. любил не только Степу, но и детей вообще. В этом я убедилась в 1921 году — в год голода в России. Петрограду сильно сократили количество детских пайков. Я ездила в Москву, хлопотала, обивала пороги, но добавочных пайков не получила. Я, зная любовь тов. Ленина к детям, отправилась к нему. Он меня принял и попросил сделать обстоятельный доклад о нашей питерской работе среди детей. Прослушал он меня с обычным для Ильича глубоким вниманием, задал мне ряд вопросов и тут же при мне начал вызывать к телефону Нар-компрод и отдал распоряжение дать детям Петрограда из запасных хлебных фондов добавочных 5000 пайков.
В. И. очень интересовался петроградскою работой в области народного образования. В каждый мой приезд в Москву я обыкновенно бывала у Надежды Константиновны и там, встречаясь со мною, Владимир Ильич обыкновенно расспрашивал о работе. В последний раз я беседовала с В. И. зимою 22-го года. Н. К. рассказала ему за обедом о нашей питерской работе. Он внимательно выслушал, похвалил нас, питерцев, а потом: «А все-таки вы, питерцы, сепаратисты», — заявил он шутя. «А работою нашею вы, В. И., все же довольны?» Ильич в ответ только улыбнулся своею лукавою улыбкою.
С
Единственный неповторяемый. Екатеринбург. 1924. С. 29–36
А. В. ЛУНАЧАРСКИЙ
ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ ЛЕНИН
Из книги «Великий переворот»
В первый раз я услышал о Ленине после выхода книжки «Тулина» (Имеется в виду статья «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве (Отражение марксизма в буржуазной литературе)», опубликованная под псевдонимом "К. Тулин» в 1895 г.) от Аксельрода. Книжки я еще не читал, но Аксельрод мне сказал: «Теперь можно сказать, что и в России есть настоящее социал-демократическое движение и выдвигаются настоящие социал-демократические мыслители». «Как, — спросил я, — а Струве, а Туган-Ба-рановский?» Аксельрод несколько загадочно улыбнулся (дело в том, что раньше он очень высоко отзывался о Струве) и сказал мне: «Да, но Струве и Туган-Баранов-ский — все это страницы русской университетской науки, факты из истории эволюции русской ученой интеллигенции, а Тулин — это уже плод русского рабочего движения, это уже страница из истории русской революции».
Само собой разумеется, книга Тулина была прочитана за границей, где я в то время был (в Цюрихе), с величайшей жадностью и подверглась всяческим комментариям.
Ленин (в Женеве. Ред.) решил прочесть большой реферат на тему о судьбах русской революции и русского крестьянства (В мае — июне 1903 г. Ред.).
На этом реферате я в первый раз услышал его как оратора. Здесь Ленин преобразился. Огромное впечатление на меня и на мою жену произвела та сосредоточенная энергия, с которой он говорил, эти вперенные в толпу слушателей, становящиеся почти мрачными и впивающиеся, как бурава, глаза, это монотонное, но полное силы движение оратора то вперед, то назад, эта плавно текущая и вся насквозь зараженная волей речь.
Я понял, что этот человек должен производить как трибун сильное и неизгладимое впечатление. А я уже знал, насколько силен Ленин как публицист — своим грубоватым, необыкновенно ясным стилем, своим умением представлять всякую мысль, даже сложную, поразительно просто и варьировать ее так, чтобы она отчеканилась, наконец, даже в самом сыром и мало привыкшем к политическому мышлению уме.
Я только позднее, гораздо позднее узнал, что не трибун, и не публицист, и даже не мыслитель — самые сильные стороны в Ленине, но уже и тогда для меня было ясно, что доминирующей чертой его характера, тем, что составляло половину его облика, была воля, крайне определенная, крайне напряженная воля, умевшая сосредоточиться на ближайшей задаче, но никогда не выходившая за круг, начертанный сильным умом, которая всякую частную задачу устанавливала как звено в огромной мировой политической цепи.
Кажется, на другой день после реферата мы, не помню по какому случаю, попали к скульптору Аронсону, с которым я был в то время в довольно хороших отношениях. Аронсон, увидев голову Ленина, пришел в восхищение и стал просить у Ленина позволения вылепить, по крайней мере, хотя модель с него.
Он указал мне на замечательное сходство Ленина с Сократом. Надо сказать, впрочем, что еще больше, чем на Сократа, похож Ленин на Верлена.
В то время карьеровский портрет Верлена в гравюре вышел только что, и тогда же был выставлен известный бюст Верлена, купленный потом в Женевский музей.