Ленин
Шрифт:
Он весь кипел и горел; напрягал силы в бешеной, непостижимой спешке.
Конторы не успевали за ним. Комиссары, подгоняемые его личными звонками и потоком маленьких записок с новыми идеями, теряли головы и падали от истощения. Зато он все делал вовремя и требовал точности и систематичности в исполнении поручений. Его поглотила идея о научной организации труда и создании «лиги рационального использования времени». Комиссии ломали головы над этой задачей и ежедневно отчитывались диктатору о результатах своих исследований, не скрывая, что все опыты очень затруднены из-за господствующей
Ленин спешил.
Только он один знал о причине такой спешки.
У него случались моменты оцепенения и мучительного, ужасного безразличия. Тогда он чувствовал невыносимую тяжесть в голове и пронизывающий холод. Мысль с трудом двигалась в мозгу, как будто с усилием просачивалась через щель в камне.
Он понимал, что под его черепом происходят вещи удивительные и неизбежные.
У него не было сомнений, что это были опасные симптомы.
Только однажды, глядя на навестивших его доктора Крамера и Максима Горького, в присутствии Надежды Константиновны он сказал, заставляя себя улыбнуться:
— Попомните мои слова, что я умру парализованным!..
— Вам нужен продолжительный отдых, — заметил доктор.
— Я не могу терять ни секунды! — с нажимом возразил Ленин.
Это было правдой. Он обдумал новый запутанный политический план, который подготовил в деталях, а значит — надо было приступать к его реализации.
Его беспокоило одно явление, вызванное лозунгами, выдвинутыми им в октябре 1917 года.
Он торжественно объявил, что все входящие в состав бывшей Российской империи народы могут самостоятельно определить свое отношение к пролетарскому государству и даже оторваться от него целиком.
Вся Россия покрылась самостоятельными республиками. Это ослабляло страну и не позволяло Совету комиссаров требовать у отколовшихся частей продовольствия и людей для армии.
Ленин принялся разлагать эти мелкие образования, воспользовавшись господствующими в них идейными раздорами, присоединял к союзу федеральных республик, захватывал непокорные народы, ведя борьбу с Кавказом, казаками и Украиной, наконец он перечеркнул обещание первого декрета и сосредоточил «освобожденные» пролетариатом и захваченные некогда царем народы в руке Кремля.
Наполовину монгольская и наполовину славянская душа со всей силой и решительностью разразилась извечной российской тягой к экспансии, презрением к слабым народам, что соответствовало хищной природе нации. Он придушил ногой поверженных и сдавил им горло. Народы и племена стали рабами московского правительства, ужасавшего присланными агентами кровавой «чека» и карательными отрядами.
С той поры порабощенные вынуждены были разделить судьбу поработителей и вместе с ними идти к неизвестной цели, исчезавшей среди наступавших отовсюду грозных туч.
Захват богатой Украины и Кавказа придал сил боровшемуся с противоречиями Совету народных комиссаров. Красная армия победила страшнейшего врага — сибирское правительство. Это был грозный противник, приближавшийся к Перми и уже объявлявший день взятия Москвы. Он пал внезапно, в тот момент, когда командование громко мечтало о царе и Национальном собрании, чем и воспользовались бдительные предводители коммунизма,
Богатая Сибирь значительно пополнила запасы хлеба, мяса, золота и людей.
Тогда Ленин собрал чрезвычайное заседание Совета и заявил:
— Теперь нам остался только один южный фронт. Но и он долго не продержится, потому что уже прогнил… Пора начинать войну с «капиталистическим интернационалом» — с Западом. Первый удар должен обрушиться на Польшу. По ее трупу мы пройдем в Германию и поднимем там восстание пролетариата. Когда у нас будет свое правительство в Берлине, Европе придет конец! Война с Польшей, товарищи! Председателем будущего польского коммунистического правительства я назначаю товарища Ворошилова, который подберет себе сотрудников по собственному усмотрению. Во главе армии в качестве политического руководителя после согласования с отсутствующим товарищем Троцким станет Каменев, имея при себе в качестве ответственных профессиональных командиров — Тухачевского, Сергеева, Буденного и Гай-хана. Военно-революционный комитет принимает план, разработанный товарищами Шапошниковым, Гиттисом, Корком и Куком. Наша железная пехота и героическая кавалерия должны утопить преступное правительство Пилсудского в крови разбитой польской армии! На Вильно — Минск — Варшаву — марш!
Комиссары были удивлены, столь решительным и воинственным тоном Ленин не выступал никогда. Громкие фразы он предпочитал оставить другим.
Однако делал он это совершенно сознательно.
В мозгу российского мужика и даже интеллигента жила непреодолимая жажда великой неделимой России. Польша, насилием и хитростью присоединенная к бывшей империи, давно превратилась в одну из западных провинций. Глашатаи идеи свободы народов не могли об этой «провинции» забыть. Повторное преступное попрание права Польши на свободу и независимость не вызвало бы возмущения российского народа. Ленину это было хорошо известно, и он ковал новые кандалы, намереваясь утопить Польшу в крови, запугать террором и присоединить к республике коммунистических советов.
Он ничем не рисковал. Нравственность диктатора стала нравственностью всего народа.
Комиссары расходились, обсуждая развитие предстоящих событий и нахваливая мудрый план своего вождя.
После совещания Ленин распорядился, чтобы к нему доставили царского генерала Брусилова.
— Товарищ генерал! — сказал, не здороваясь, диктатор. — Приказываю вам написать воззвание к народу о войне с Польшей и принять участие в финальной части штабных приготовлений. Если я замечу сомнения или предательство, вы в тот же день погибнете в застенках «чека»! У меня все.
Генерал-службист, еще недавно — любимец царя, покорно поклонился и вышел.
Ленин остался один. Он сел в кресло и закрыл глаза. В голове ощущалась тяжесть и непрерывно кипящая в ней работа неизвестных сил. Она напоминала жужжание роя пчел или никогда не прекращающееся движение в муравейнике.
Он тяжело дышал и сжимал пальцы, впивающиеся в кожу кресла.
Вдруг почувствовал на себе упрямый взгляд, пронзающий опущенные веки и проникающий в мозг.
Он посмотрел и вздрогнул.