Ленинград — срочно...
Шрифт:
— Придется, видно, выделить ленинградцам кое-что из первой партии.
В это время к нему шагнул второй стажер, щуплый, на вид совсем еще юноша.
— Разрешите обратиться, товарищ комдив? — Он замялся, хотя начальник Управления ПВО смотрел на него доброжелательно. Потом выпалил: — Мы сегодня и часа не вертелись… Но если оператору придется дежурить за экраном длительное время — голова пойдет кругом. Вот вращались бы одни антенны, а фургоны оставались бы в неподвижности.
— Наконец-то высказано дельное замечание в адрес «Редута», — удовлетворенно сказал комдив. —
— В процессе производства придется многое совершенствовать, — неопределенно пожал плечами Кобзарев.
Осинин осмелел и, не обращая внимания на насупившегося Соловьева, добавил:
— А еще лучше, товарищ комдив, совместить передающую и приемную антенны. Их же согласовывать — морока! А так — одна антенна. С помощью переключателя она работала бы сначала на передачу, затем — на прием. Если и аппаратуру удастся разместить в одном фургоне — тогда станция станет действительно компактной.
— Ну, это уже фантазия! — разгорячился Кобзарев. — Да такой установки, как «Редут», и теперь наверняка нет нигде в мире! И потом, легко сказать «с помощью переключателя», «разместить»… А вы попробуйте это сделать. За короткий срок всего не решишь. Мы тоже головы ломаем над этой проблемой.
— Вот и хорошо, напрягитесь еще. Времени у нас в обрез. — И, как бы подводя черту, комдив повторил: — Времени в обрез…
Члены комиссии направились к машинам, и только полковник Соловьев задержался около установки.
— Ты чего наговорил? Кто тебя просил лезть со своими идеями? — накинулся он на Осинина. — Да если мне установки не дадут, я тебя… я тебе покажу! А вы, Бонда-ренко, наведите порядок, как старший группы. Развели демократию, понимаешь! Вернетесь в Ленинград — лично спрошу!..
— Сам получил на орехи, выскочка, и меня подвел, — зло сказал Бондаренко Осинину, глядя вслед удаляющемуся полковнику. — Забыл, что ли, от него зависит наше распределение после академии.
— Только и думаешь, как бы выслужиться, карьерист несчастный, — отмахнулся Осинин и взбежал по металлической лесенке в аппаратную установки…
Из специального решения НКО СССР:
«…Принять на вооружение частей ПВО радиоулавливатель самолетов РУС-2 («Редут»)… Сформировать для службы ВНОС отдельные радиобатальоны, вооруженные спецустановками РУС-1 и РУС-2, в войсках Дальневосточного, Закавказского, Киевского, Ленинградского и Московского военных округов…»
Глава I
«…Утром 22 июня 1941 года первые боевые донесения о нарушении воздушных границ на северо-западе немецкими и финскими самолетами передали станции «Ревень»… Отличился старший радист заместитель политрука Шутилов, который передал 64 боевых донесения о налетах вражеской авиации на подступы к городу…»
Инженер отдельного радиобатальона
Последний год учебы в академии пролетел в трудах праведных. Он корпел над дипломным проектом, в котором его руководитель видел основу для диссертации. Перед самым выпуском Сергей во второй раз встретился с полковником Соловьевым в кабинете начальника академии. И горько пожалел о «знакомстве» с ним в Москве. Лишь только Осинин вошел, как Соловьев громогласно объявил:
— О-о! Это мой старый знакомый. Он-то как раз и необходим нашему округу. Прошу направить его для дальнейшего прохождения службы к нам…
— Вообще-то слушатель Осинин планируется в адъюнктуру. Он ведь отличник. Но… давайте подумаем, — сказал начальник академии…
И распределили Сергея во вновь формируемый, засекреченный радиобатальон, инженером. Но больше всего его расстроило то обстоятельство, что командиром батальона был назначен капитан Бондаренко. Такие вот они, непредсказуемые превратности судьбы! Хотя Борис, вроде бы искренне радуясь, дружески пожал ему руку при встрече и сказал, улыбаясь:
«Значит, опять вместе… Ну, брат, лучше не придумаешь!»— Однако стычка с Бондаренко произошла сразу же по прибытии в Песочную, небольшую станцию в пригороде Ленинграда, где разворачивался батальон.
Их встретил военком и старший лейтенант, начальник штаба. Наконец-то, дождавшись командира и инженера, перебивая друг друга, они стали докладывать. Но Бондаренко неожиданно резко отчеканил:
— Все нам известно, в штабе корпуса не зря полдня торчали. Товарищ старший лейтенант, в каком состоянии восемь установок «Ревень», полученных батальоном? Небось мокнут под открытым небом?
Начштаба растерялся, недоуменно поглядел на комбата и военком. И тогда Осинин вмешался:
— Мы же знаем, Борис Юрьевич, что четыре установки используются как учебные. Остальные должны находиться на складе. Не так ли? — ободряюще обратился он к начштаба.
— Так точно… Нужно учить прибывающий личный состав, поэтому пришлось снять с консервации часть станций. Но они в укрытиях, как положено, под охраной…
А Бондаренко опять не дослушал и перебил старшего лейтенанта:
— Достаточно. Я потом лично все проверю. А сейчас постройте батальон.
И, только оставшись вдвоем с Осининым, подчеркнуто официально отчитал его:
— Видно, урок, полученный в Москве, не пошел вам на пользу, Сергей Алексеевич. Какого лешего суете нос, когда командир разговаривает?! — вдруг вскипел Бондаренко.
Осинин покраснел, ответил тихо, но с достоинством:
— Ясно. Учту. Только вас, товарищ капитан, впредь попрошу выбирать выражения…
С тех пор их отношения стали натянутыми. Как будто и не учились они вместе в академии, не жили в маленькой московской комнатушке на Садовом и не коротали вечеров за чашкой чая, поверяя друг другу самое сокровенное…