Ленинский броневик
Шрифт:
– Из Мариинского театра, - проворчал скульптор.
– Валят мне всякий хлам...
Он расшевелил бумажные залежи, и с этажерки начали соскальзывать на пол легкие рулончики. Каждый из них мог быть чертежом.
Нет, не то, все не то!
А в дверь стучались. Все настойчивее. Евсеева требовали в декорационный зал.
Пришлось прервать поиски.
Сергей Александрович извинился, сложив крестом руки на груди: мол, я не властен над собой - и резво поспешил к двери.
– Я только на минуту. В чем-то запутались живописцы...
* * *
Домокуров
– Нет, не пущу... Нет, нет!
– запротестовал скульптор, удерживая Домокурова.
– Куда вы? Чертеж отыщется обязательно!
Но у Домокурова уже отпал интерес к чертежу: что в нем, в листе бумаги? Факт установлен, исторический броневик был с пулеметными щитками, и эту примету можно со слов скульптора записать в паспорт. Первая примета!
– Спасибо вам, Сергей Александрович!
– Вы о чертеже?
– не понял тот и добавил рассеянно: - Отыщется, отыщется, некуда ему деться... Чертеж - это мелочь. Я вам покажу кое-что позначительнее...
И он бережно выставил на стол скульптуру под чехлом - маленькую, размером она не превышала настольную лампу. Снял чехольчик и отступил на шаг: глядите, мол.
Домокуров всмотрелся:
– Ленин!
Глиняная, серо-зеленого цвета статуэтка, необожженная и кое-где уже скрошившаяся. Но как выразителен образ Владимира Ильича!
Оба теперь сидели на одном стуле, плечом к плечу. Скульптор задумчиво поворачивал статуэтку то одной стороной, то другой.
И скупо, как бы через силу, время от времени произносил два-три слова.
Он, Евсеев, ночью потянулся к глине... Это была самая глухая, траурная ночь над Советской страной. Люди плакали. Сил не было заснуть.
"Как же мы проснемся наутро без Ленина?" Эта мысль не умещалась ни у кого в голове...
– А я лепил...
– прошептал Евсеев.
– Это было мое надгробное слово Ильичу.
Скульптор поднялся.
– А теперь взгляните на этюд отсюда. Вот в этом ракурсе.
Домокуров, встав со стула, посмотрел из-под руки скульптора, и в статуэтке внезапно открылись ему новые черты.
– Сергей Александрович, а ведь статуэтка мне знакома. Где я мог ее видеть?
Евсеев улыбнулся:
– Не скажу. Догадайтесь!
И Домокуров догадался.
Маленькая вещица имела хотя и неполное, но несомненное сходство с монументальной фигурой на площади у Финляндского вокзала.
– А вот здесь...
– и Евсеев широким жестом пригласил Домокурова осмотреться, - я лепил фигуру для памятника в полном масштабе - двух сажен высотой.
Домокуров был озадачен. Помещение просторное, но даже до потолка не будет двух саженей.
– Как же вы, Сергей Александрович, здесь поместились с работой?
Евсеев браво вскинул голову. Потом опустил руки в обширные карманы блузы и показал головой вниз:
– Очень просто, через проруб! Два этажа соединили в один.
Домокуров с интересом выслушал подробности.
На полу нижнего этажа была установлена
Внизу рабочие разминали сухую глину, замачивали ее в бадье, при помощи лебедки подавали на леса.
Это специальная глина. Добывается у Пулковских высот близ Ленинграда. Свободная от примесей, очень пластична, то есть вязка, послушна в руках, а при высыхании не растрескивается. Пулковская глина известна каждому скульптору.
А вот и другие принадлежности работы...
– Окоренок, - сказал Евсеев.
Сергей Иванович увидел половину распиленного поперек бочонка. Это как бы чаша с водой. Во время работы скульптор окунает в чашу руки.
Есть и молоток, деревянный, с широким торцом, для утрамбовки накладываемой на каркас глины.
Наконец, стеки. Это легкие звонкие палочки. Скульптору они нужны для выработки деталей лица, рук, костюма.
* * *
Однако самое интересное в рассказе Евсеева было впереди.
Образ Ленина... Гений пролетарской революции... Как же воплотить его? Никаких образцов. Во всем мире нет монументального памятника, воздвигнутого революционеру. Значит, изобретай, надейся только на удачу.
Щуко и Гельфрейх разрабатывали архитектурную часть памятника. Но даже эти видные зодчие не отважились спроектировать фигуру Ленина по своему усмотрению. Они настежь распахнули двери мастерской, призвали на помощь людей, знавших Ильича лично, - его соратников по революционной борьбе, учеников.
Побывал в мастерской Михаил Иванович Калинин, приезжала Надежда Константиновна Крупская. Оба рассказывали о Ленине.
А старые питерцы по вечерам набивались к порогу скульптора толпами.
Путиловский слесарь, клепальщик с судостроительного, и ткач, и булочник, и железнодорожный машинист - множество рабочих приобщилось в эти дни к искусству ваяния.
Вначале только уважительно глядели, как под пальцами скульптора словно бы оживает глина, а потом порадовали его и толковыми советами.
– Кстати...
– и Сергей Александрович притронулся к плечу Домокурова, как бы требуя особенного внимания к дальнейшему.
– Вот бывает так: лепишь, лепишь, а для полноты образа, чувствуешь, чего-то недостает. Начинаешь искать это "нечто" - ощупью, наугад. Рождается одна деталь, другая, третья... но чувствуешь - не то, все не то. Ужасно это мучительное ощущение - бесплодность, хоть бросай работу. Когда лепил Ленина, - продолжал скульптор, - не получалась правая рука. Ну никак. Жест вялый, невыразительный... А ведь Ильич на площади был счастлив встречей с дорогим его сердцу питерским пролетариатом. А речь его - это же призыв к историческому перевороту в судьбах человечества!