Лерой. Обещаю забыть

Гордеева Алиса

– У Снежаны Игоревны снова приступ токсикоза, – вздыхает Родион, занимая водительское место. – Пётр Константинович просил его не беспокоить.

 К горлу подступает ком, глаза снова начинает щипать от желания разреветься. С виду беспечная и счастливая, по факту я совершенно никому в этой жизни не нужна. Отец всегда, даже неосознанно, выбирает не меня. Моя жизнь ему безразлична.

– Я остановлю машину у служебного входа, – бормочет Родик, когда мы подъезжаем к дому. – Думаю, вы не хотите лишних разговоров.

– Спасибо! – шепчу, глядя в добрые

глаза водителя через зеркало заднего вида. Разве могла я когда-нибудь подумать, что именно Родик, к которому я никогда не проявляла должного уважения, будет заботиться обо мне больше отца?

 Огромный дом встречает меня безжизненной тишиной. Бегу в свою комнату и первым делом сбрасываю с себя вещи Амирова, насквозь пропитанные им. Забираюсь на кровать и пытаюсь согреться, прижимая к сердцу потрёпанного Шурика, но как бы ни было тепло снаружи, моё сердце, покрытое коркой льда, уже не согреть. Ворочаюсь, вою от обиды и не проходящей боли, проклинаю свои нелепые чувства и мечтаю поскорее заснуть. Вот только сон не спешит спасать меня от губительных воспоминаний. И лишь когда слезы иссякают, а искусанные в кровь губы перестают ощущать колкую боль, я проваливаюсь в спасительную темноту, освобождающую меня от разрушающих мыслей.

 Утро нового дня встречает монотонным шумом дождя за окном. Небо, серое и низкое, решает сжалиться над моим разбитым сердцем и плачет вместе со мной. Ловлю себя на мысли, что ничего не хочу: ни завтракать, ни спешить на тренировку, ни выслушивать причитания Снежаны о бесконечной тошноте. Но больше всего я не желаю видеть Лероя... Зажмуриваюсь и натягиваю одеяло чуть выше, до самого подбородка: так теплее и уютнее. Мне так хочется открыть глаза и понять, что весь этот кошмар в моей жизни – не более чем сон.

 И всё же прятаться от проблем под одеялом – такое себе занятие. Мне нужно спуститься, увидеть отца и убедить его, что Лерою в нашем доме больше не место. Рассказывать отцу о произошедшем, а тем более врать об изнасиловании, больше не хочу. То, что произошло минувшей ночью в доме на утесе, должно остаться только между мной и Лероем. Позора с меня хватит! Сейчас мне противна сама мысль, что кто-то вообще может узнать о моем падении. Мне хватило скандала с «Берлинго». Уверена, отец, полностью растворившийся в капризах своей беременной жены, вновь не захочет разбираться ни в чём, обвинив меня в распутном поведении. Да и сама идея мстить Амирову вместе с бесцветными снами улетучилась из моей головы, как, впрочем, и любовь к этому страшному человеку.

 Смотрю на часы: без пятнадцати девять. В это время я всегда дежурила у окна, поджидая Лероя. Но сегодня прохожу мимо, даже не взглянув в окно.

 На кухне только я и отец. Снежана решает пропустить завтрак, чему я несказанно рада. Тосты, омлет и немного джема – на столе все просто, чего нельзя сказать о моих отношениях с папой. Украдкой смотрю на него, пытаясь вспомнить, когда потеряла в нём близкого человека.

– Ты вчера меня разочаровала, дочь, – в привычной манере, не отводя глаз от тарелки,

начинает отец. Я же моментально прекращаю жевать и смотрю на него волком: неужели Родик наябедничал? – Павел остался крайне разочарованным вашим с ним общением.

 Мотаю головой и смеюсь, как дурочка: о чём я, в самом деле? Отец даже не заметил, что я не ночевала дома.

– Прости, я же говорила, что плохо себя чувствовала, – поддерживаю его неосведомленность: меньше знает – крепче буду спать я.

– Ясно, – заключает отец и продолжает орудовать в тарелке вилкой.

– И даже не спросишь, как я себя чувствую? – У меня до сих пор болит всё тело, ступни жжёт от многочисленных, хоть и неглубоких порезов, опухшие от слёз глаза и искусанные в кровь губы не заметить и вовсе нельзя.

 Отец бросает на меня мимолётный взгляд и вновь возвращается к омлету.

– Раз сидишь здесь и ешь, значит все хорошо! – говорит сухо, по-деловому, а я едва сдерживаю слёзы.

– Я сегодня никуда не поеду – Лерой может быть свободен.

– Кстати, о Лерое, – задумчиво произносит отец, наконец-то устремляя на меня свой взгляд. Вся съёживаюсь под пристальным наблюдением, решая, что погорячилась с выводами на его счёт, но отец все так же слеп к моей боли. – Пару дней его не будет. Либо сиди дома, либо бери Арсения – решай сама.

– Пару дней? – с сожалением, что Лерой и вовсе не уволился, переспрашиваю старика. – И где же он?

– Не знаю, дочь. – В руках отца чашка с кофе, а внимание давно обращено к новостной ленте в мобильном. – Взял выходной. Его жизнь меня не интересует.

Хочу крикнуть, что не только его, но вместо этого встаю из-за стола и убегаю к себе.

– Трус! – кричу, утыкаясь лицом в подушку. – Какой же ты, Амиров, трус! Ненавижу!

Глава 12. Свидание

Арина

– Милая моя, я так хочу тебя обнять, – шепчет на ухо Полина, которой я только-только всё рассказала. Мне так её не хватает! Как же надоело слышать Солнцеву исключительно по телефону! Сейчас жалею, что пошла на поводу у отца и не осталась в Москве, как планировала изначально. Пусть жила бы в университетской общаге, но Поля была бы рядом, да и Амиров так и остался бы несбыточной мечтой. А как ни крути, в качестве мечты он был гораздо лучше...

– Знаю, – отвечаю, шмыгая носом. – Поль, я такая дура!

– Это Лерой твой идиот! Рин, не плачь, – уговаривает подруга, а сама еле сдерживает слёзы, чтобы не составить мне компанию.

– Я так любила его, Поль, а он... Он со мной так... За что?

– Рин, ну ты чего к нему пьяному-то полезла? – вздыхает Солнцева, и слышу: плачет. Ей больно за меня, как за себя!

– Не знаю, – шепчу, пожимая плечами, хоть подруга и не видит меня, а потом срываюсь: – Ему же было плохо, как я могла уйти?! Но он... он же мог... хотя бы...

– Тише, тише! – успокаивает Полина, а я закрываю глаза и представляю, как подруга гладит меня по голове, утешая.