Лерой. Обещаю забыть
Шрифт:
– Лерой, я же мужик! Ну что я понимаю во всех этих бабских переживаниях? – пожимает плечами Петя и вновь начинает движение. – Мы к Арине и так, и эдак, а она смотрит в одну точку и молчит. Тогда Снеженька согласилась сама поговорить с девочкой. Представляешь, целая ночь без сна, сама только из больницы, беременная, а дочь мою в трудную минуту не бросила: сидела с ней до утра, разговаривала. Даже предложила ей своё успокоительное – мягкое, на травках... А у Арины оказалась непереносимость, представляешь? Всего одна таблетка, а я чуть не лишился пока ещё единственной дочери... Хорошо,
– Что ещё за таблетки, Петя? – Я начинаю сомневаться в умственных способностях Кшинского: ослеплённый любовью к Снежане, он не замечает элементарных вещей.
– Лерой, говорю же, на травках: валерьянка, пустырник там, может, ещё что-то... Снеженьке его и в положении доктор позволяет пить. А у Рины тут же дыхание сбилось, голова кругом пошла. Снежана так перепугалась, бедная моя! Хорошо, нашатырь в доме был. Арину быстро в чувства привели да врача вызвали...
Мысли в голове играют в чехарду – всё перемешалось: Макеев со своей ревностью и внеплановым отъездом, визит врача, Снежана с таблетками и желанием поиграть в добрую мамочку для мелкой. Как ни крути, всё это очень и очень странно. Но сейчас важнее другое.
– Как Арина себя чувствует?
– Уже лучше. Она отдыхает; надеюсь, послушает врача и решит поспать.
– Я могу к ней подняться? – Увы, без разрешения Кшинского ворваться в комнату его дочери я не имею права.
– Зачем?– удивлённо переспрашивает Петя, хотя и прекрасно видит моё взволнованное состояние.
– Нам с ней нужно поговорить.
Не собираюсь вдаваться в подробности и объяснять Кшинскому всего, но увидеть Арину просто обязан. Уверен, что Макеев её обидел, а мачеха выгораживает этого ублюдка, лишь бы только сбагрить девчонку подальше да подороже! Знаю, что ни по каким душам мелкая не говорила со Снежаной, и догадываюсь, что под видом пустырника эта стерва подсунула девчонке что-то другое. Да и просто мне до безумия хочется быть рядом с Риной.
– Нет, Лерой! – безапелляционно отрезает Кшинский. – Не сейчас. Пусть отдыхает. Я передам, что ты переживаешь за неё. Пару дней полежит, наберётся сил, а там и наговоритесь вдоволь.
Да, он трижды прав! И будь я на его месте, то, наверно, ответил бы так же. Как отца я его понимаю, но как влюблённый дурак – согласиться не могу.
– Ладно, твоё право! – Ломиться в открытую смысла никакого не вижу, а потому решаюсь подыграть Пете. – Но на таблетки я хотел бы взглянуть. Странно, чтобы такая реакция была на обычный пустырник.
– Конечно-конечно! Пойдём в дом, – соглашается отец Рины. – Доктор уже смотрел. Там, и правда, ничего страшного. Просто непереносимость…
Кшинский слегка ускоряет шаги, и в считанные минуты мы вновь оказываемся в усыпанной розами гостиной, а я снова сталкиваюсь с недобрым взглядом Снежаны. За годы службы на Горского мой нюх на всякого рода ложь стал острым и безупречным, а потому с лёгкостью могу сказать, что эта силиконовая кукла чего-то недоговаривает, скрывает и сейчас до одури боится, что её ложь смогут раскрыть. Она нервно теребит в руках стебель несчастной, уже слегка поникшей розы, то и дело тыкая бутоном себе в нос. Пустые стеклянные глаза суетливо перепрыгивают с меня
– Когда Макеев успел превратить ваш дом в филиал цветочного магазина? – возвращаю взгляд к главе семейства.
– Ох уж этот Павел! С шести утра цветы везут и везут! – ухмыляется тот, а затем обращается к ненаглядной жёнушке:– Снеженька, а где успокоительное, что Рине давали?
Стервелла, как любит называть мачеху Арина, закатывает глазки, всем своим видом показывая, как сильно я её утомил, но всё же просьбу Кшинского не игнорирует и отправляется на поиски таблеток, оставляя нас с Петей наедине.
– Надо бы Макееву позвонить, сказать, чтобы угомонился с цветами, – недовольно бурчит Кшинский, когда понимает, что даже его любимый диван усыпан розами. – Она и так простит его – вон, как переживает!
– Давай я позвоню, – необдуманно предлагаю, хотя знаю, что после драки Кшинский меня к Макееву и на пушечный выстрел не допустит, а потому тут же добавляю: – Мне извиниться перед ним как раз не помешает, да и пара вопросов к нему есть...
– Амиров, послушай... – Тон Кшинского моментально становится деловым и серьёзным. Вмиг из подкаблучника он превращается в холодного и расчётливого бизнесмена, а потом бросает мне прямо в лицо: – Не лезь! Я тебе за всё благодарен, но в отношения Павла и Арины не суйся, договорились? Она девочка умная, сама решит. А ты мне дочь с верного пути не сбивай. Хорошо?
– Верного? – Не могу сдержать ехидного смешка: подложить дочь под бизнес-конкурента – действительно самый «верный» путь для молодой девчонки. Меня подмывает высказать Кшинскому всё это в лицо, но я не могу, не имею права. Мне нужны факты, чтобы переубедить Петра, а без них все мои слова – пустой звук. Потому вслух отвечаю другое:
– Конечно, умная. Пусть сама решает!
А позже, забрав таблетки, иду к ребятам, дежурящим сегодня на территории, с проверкой: мне нужен предлог, чтобы не уезжать, по крайней мере, до тех пор, пока не поговорю с Ариной.
– Ну да, джип Макеева вчера около восьми вечера приезжал, верно всё! – перематывая записи с видеокамер, отчитывается Серёга, смена которого только что закончилась.
– А почему мне не доложили? – выдыхаю, поражаясь безалаберности мужиков.
– Ну, так тачка числится в списке разрешённых, – разводит руками Серый.
– А Макеев? – Чёрт, недаром говорят: «хочешь, чтобы было хорошо, – делай сам»!– Устал повторять, что о каждом его визите в дом Кшинских вы сообщаете мне незамедлительно!
– Согласен, виноват, – понуро отвечает охранник. Только мне от его «виноват» ни горячо, ни холодно.
– Во сколько он обратно Арину привёз?
– Так не Макеев привёз, – вступается Славик – ещё один из моих людей, дежурящих сегодня. – Она сама на такси вернулась ближе к полуночи.
Я всё пытаюсь нарисовать в голове картину вчерашних событий, складывая её из обрывков информации. Конечно, намного проще было бы поговорить с мелкой, но прорваться к ней, минуя Кшинского со Снежаной, не так просто.