Лерой. Обещаю забыть
Шрифт:
– Я не хочу отпускать, – шмыгаю носом. – И другого никого не хочу.
– Так говоришь, будто обжигалась многократно, – по-доброму смеётся Марина Сергеевна, продолжая гладить меня по спине. Сейчас она напоминает мне маму, которой так сильно не хватает. – Он взрослый, понимаешь?
– Нет, – бурчу в ответ. Макеев тоже взрослый, намного старше меня и даже Лероя, но мы с ним словно на одной волне, будто ровесники. В чём же тогда загвоздка с Лероем?
– Танцем можно с лёгкостью вскружить голову неопытному мальчишке, но не мужчине с огромным багажом из прошлого за
Вот только ни черта не проходит! Я устала от этого чувства – безответного, никому не нужного, пустого и беспросветного. Я хочу, как раньше, дышать полной грудью, смотреть на других мужчин, не выискивая в них черты Амирова. Я устала безуспешно биться головой о каменную стену его безразличия.
– Хочешь совет?
Киваю скорее из уважения: какие тут могут быть советы?!
– Обернись, посмотри по сторонам. Уверена, рядом есть парни, не менее достойные внимания. Дай им шанс покорить твоё сердце. Поверь, когда мужчина добивается твоей любви и делает ради неё всё, начинаешь чувствовать себя особенной, единственной и, в конце концов, по-настоящему счастливой! Не отказывай себе в крыльях за спиной, хорошо?
– Я попытаюсь.
Ещё какое-то время сижу в раздевалке: тренировка на сегодня закончена. Прокручиваю в голове слова Амирова, но чем дольше думаю о нём, тем сильнее щемит в груди. Мне не за что любить Лероя, но есть за что ненавидеть. Однако глупое сердце вновь и вновь отказывается повиноваться голосу разума.
От переживаний отвлекает звонок мобильного.
– Я вернулся, крошка!
Паша... Тот самый, что в отличие от Амирова видит во мне девушку. Тот, что помогает на время забываться и чувствовать себя живой. Слушаю его задорный голос в трубке и понимаю, что слова Марины Сергеевны не лишены смысла: мне стоит обернуться, довериться новым чувствам, отпустить первую, пусть и яркую, но такую бессмысленную любовь...
Макеев что-то увлечённо рассказывает о перелёте, а я не слушаю, совершенно бесцеремонно и не в тему прерывая его.
– Я согласна! – почти выкрикиваю, чтобы не было шанса передумать.
– Согласна?– переспрашивает Макеев. – На что, милая?
– Поехать с тобой на выходные... – Уверенности в моём голосе всё меньше и меньше, но я не отступлю. За эту неделю Паша все уши мне прожужжал о том, какая шикарная база отдыха, построенная, кстати, его компанией, открылась в Никольском.
– Я нисколько не сомневался, что ты примешь верное решение, детка. Вот увидишь, тебе понравится.– Макеев явно рад моему согласию, а потому даже не ворчит, что я снова слушала его вполуха. – Арин, только давай без Амирова, окей?
– Как бы я этого хотела, – ворчу в ответ, понимая, что от Лероя отделаться не получится.
– Я всё устрою, малышка, не переживай. Только я и ты, и никаких посторонних, – размечтался Паша.
– Не думаю, что папа тебя послушает. – Хотя о чём это я? Отец только рад будет, если я дам Макееву шанс. – Да и Лерой. Ты же знаешь, что он ни на шаг не отходит...
– Поверь, у нас получится улизнуть от твоего
– В чём подвох, Паш?
– Мы уедем сегодня, – смеётся Макеев. – В восемь буду у тебя. И за отца не переживай: отпустит.
Пашиной уверенности остаётся только позавидовать, но всё же следую его плану: ставлю в известность отца и Лероя, предупреждая обоих о времени отъезда, а затем запираюсь в своей комнате, делая вид, что устала. Мне немного не по себе. Это в раздевалке, на эмоциях, я казалась смелой и решительной, но сейчас от былой уверенности не остаётся и следа. Да и сбегать в очередной раз мне не хочется...
Ближе к восьми спускаюсь, чтобы отыскать отца и предупредить об отъезде, что так «внезапно» сдвинулся на вечер. Прекрасно знаю, что в это время Амирова уже нет, да и сомневаюсь, что Арсений сможет так скоро собраться, а значит, и папа вряд ли разрешит уехать, но...
Не успеваю спуститься, как слышу из гостиной странные звуки. Снежана. Она сидит на диване, откинувшись на спинку, и стонет, будто ещё немного, и отправится к праотцам. Папа суетится возле неё, обмахивает какими-то бумагами и пытается куда-то дозвониться.
– Что случилось? – спрашиваю растерянно. Хоть я и терпеть не могу Стервеллу, смерти я ей явно не желаю, тем более, сейчас, когда мне нужно поговорить с отцом.
– Дочка! – вскрикивает тот и подбегает ко мне, суя в руки какие-то договоры. – Вот, маши! Сильнее! Снеженьке нужен воздух! А я... Я сейчас!
Папа вновь начинает суетливо тыкать что-то в своём смартфоне, а я покорно снабжаю воздухом его зазнобу.
– Не отвечает! Господи, ну где этот врач, когда так нужен?! Где? – исходит на сироп отец, устав слушать в трубке длинные гудки, а потом подбегает ближе и хватает за руку свою ненаглядную. – Снеженька, милая моя, сладкая, потерпи! Прошу! Сейчас «скорую» вызову!
– Н-не н-надо «скорую», – на последнем издыхании бубнит Стервелла. – Отвези сам в больницу. Быстрее!
– Пап, что происходит? – Мне и самой уже не до смеха, но никак не понимаю, что могло приключиться с мачехой. Она совершенно точно не выглядит больной, хотя и стонет весьма убедительно.
– У Снеженьки голова болит, не видишь? – огрызается отец, а мне нестерпимо хочется закатить глаза: у меня душа выворачивается наизнанку уже вторую неделю, но ему всё равно, а тут... – Мы в больницу, Арина. Ну что ты так смотришь, а? У неё же под сердцем твоя сестра! Неужели не понимаешь? А вдруг что?
– Конечно, поезжайте, – пожимаю плечами. – Я же не против. Я тоже просто хотела уехать…
– Куда? – помогая жене встать, мимоходом спрашивает отец.
– С Макеевым. Он предложил выехать с вечера, чтобы завтра с утра уже отдыхать, а не тратить время на дорогу.
– Арина! – шипит отец, помогая всё так же завывающей от явно преувеличенной боли Снежане продвигаться к выходу. – Делай, что хочешь! Разве ты не видишь, что мне не до тебя?
Киваю, до крови закусывая губу: не до меня. Как, впрочем, и всегда. Да и не одному отцу. В этом мире всем и каждому не до меня...