Лёшенька
Шрифт:
– Ванька! – ахает Анисья. – Ты что, не спал?
– А что? – пожимает плечом Ванятка. – Мне Яшка всё равно расскажет!
– Спи, горе моё! И не болтай о том, что слышал.
Ваняткина голова исчезает, он возится, укладываясь поудобнее, и вскоре засыпает под убаюкивающее пение сверчка.
***
Отсидевшись в сарае, Матрёна только с наступлением темноты осмелилась выйти наружу.
Останки стола, изрубленного Константином, были разбросаны по полу.
– Зятюшка дорогой постарался, – всплеснула руками Матрёна, – чтоб ему, ироду, на том свете дрова рубить! А это что за мешок? Оська-рыбарь щук наловил что ли, как я заказывала?
Затянутый верёвкой мокрый мешок, с которого натекла на пол лужа, лежал на лавке, источая слабый запах реки и ила. Матрёна обрезала верёвку кухонным ножом, запустила в мешок руку, но сразу с воплем одёрнула, потому что нащупала не гладких чешуйчатых щук, а комочки мокрой шерсти. Мешок ожил, зашевелился, из него выпал камень, громко стукнув о пол, и на дрожащих крошечных лапках один за другим на лавку выползли мокрые котята.
– Матерь Божья, заступница, не оставь мя, грешницу! Ы-ы-ы-ы-ы… – завыла Матрёна.
Она метнулась к двери, трясучими руками пытаясь совладать с запорами, как услышала позади тихий смех. Запоры не открывались, будто намертво приваренные. Матрёна помимо воли обернулась, и волосы зашевелились у неё под платком.
Эти руки она видела покойно сложенными на груди. В это голубое подвенечное платье она помогала обряжать её в последний раз. Эти глаза, закрывшиеся навечно, сейчас смотрели строго и насмешливо. Матрёна всхрапнула и свалилась на пол в обмороке.
***
На другое утро Полинка выскочила к колодцу за водой, но быстро вернулась, бережно держа в переднике четырёх котят.
– Мама, смотри, они под дверью лежали, а Зайка их вылизывала. Кто-то подбросил, поди. Давай оставим себе? Мы с Лёшей их потом раздадим, честное слово! Давай, а? Смотри как Зайка радуется.
6
После Покрова, когда выпал первый лёгкий снег, у Фени раньше срока начались роды. Испуганный Константин послал за бабкой-повитухой, и к ночи появились на свет девочки-двойняшки.
Маленькие, с красной кожей, тонкими ручками и ножками, они не кричали как другие младенцы, а только слабо пищали.
– Окрестить надо-тка – посоветовала повитуха, туго пеленая вторую девочку. – Чисто лягушата, гляди-ка. Кабы не померли…
Измученная тяжёлыми родами Феня подняла голову с подушки и с ужасом посмотрела на повитуху. Константин сердито оборвал:
– Говори, бабка, да не заговаривайся!
– Дык говори не говори, а на всё воля божья… Бог дал – бог взял, – оправдывалась повитуха.
Они не померли, но были такими крохотными и слабенькими, что у Фени не раз ёкало сердце, когда она подходила к зыбкам, подвешенным к матице. Одна из близняшек временами начинала задыхаться, чем пугала Феню до смерти.
Приходила Матрёна, смотрела на внучек с брезгливой жалостью, но молчала, не сказало того, что вертелось на языке: а ну как Софья за Константина обидится и снова придёт?
Феня как могла выхаживала дочек: пеленала в свои старые нагретые платья, чтобы дать девочкам свою силу, купала в отваре трав. Она похудела и осунулась, а от усталости засыпала за столом с куском хлеба во рту. Константин теперь работал в кузне и появлялся дома затемно. Феня разрывалась между дочками и хозяйством, и сходила с ума от отчаяния.
***
Полинка осенью пошла в первый класс. Мать сшила ей платье из своей шерстяной юбки, подруга Варя подарила чудесный всамделишный ранец, не беда, что немного потёртый. Лёшка потребовал, чтобы его тоже записали в школу. Он даже разревелся от досады, когда учительница, спросив возраст, с улыбкой велела подождать годок-другой.
Проводив старших на занятия и переделав работу по дому, мать усаживалась за кросны ткать полотно для продажи.
Конец ознакомительного фрагмента.