Леший выходит на связь

Чмыхало Анатолий

— Там, — сказал Алешка, увлекая за собой чекистов.

Кусты вдруг оборвались, и чекистам открылась мирная и вроде бы внешне ничем не примечательная картина. У весело полыхавшего на ветру костерка с красноватыми от жары лицами сидели трое: Чеменев сосредоточенно грыз баранью кость, рядом с ним пристроился на валежине большеголовый хакас, он подремывал, сморенный теплом, и по другую сторону костра третий — тоже хакас, лет за тридцать, рослый и плечистый, с Алешкиными быстрыми глазами. Эту компанию можно было вполне принять за отдыхающих

на привале охотников или за выехавших на луга косарей, когда бы не четвертый — стоявший неподалеку под разлапистой сосной с винтовкой наперевес. Лицо четвертого скрывалось пушистыми ветвями, но по его настороженной неподвижной фигуре можно было понять, что он не сводит взгляда с чекистов, появившихся на поляне.

Константин без особого интереса, совсем коротко посмотрел сперва на Казарина, потом на Дятлова, на рваный шрам, рассекший его губы, след от бандитской пули — в начале двадцатых Дятлов служил бойцом пограничного отряда.

— Здравствуй, Константин, — как знакомого, живо поприветствовал его Казарин.

Константин оценил такое обращение. Он слегка привстал, отстраняя лицо от жаркого костра. Почтительно поклонился Антону и тоже заговорил с ним, как со старым знакомым, кивнул в сторону Дятлова:

— Начальник из ОГПУ?

— Заместитель начальника.

— А это мои друзья. — Константин показал на двух своих товарищей. — Можно говорить при них.

Антон ненавязчиво, но все-таки со вниманием разглядывал Алешкиного отца. Крепок, с мягкими чертами смуглого скуластого лица, чем-то похож на Тайку, даже очень похож.

«Удивительно, они как брат с сестрой», — подумал Антон.

На висках у Константина отблескивал густой иней. Начинали белеть тонкие, легшие подковкой вокруг рта усы, и коротко подстриженная редкая борода.

Во всем строгом облике его чувствовалась устоявшаяся недюжинная сила, крепок, матер мужик, ничего не скажешь, такой и дерево вывернет с корнем, и медведя заломает один на один.

Одет Константин был в стеганку из чертовой кожи с вытертым хорьковым воротником. Жарко, а поди ж ты — в фуфайке. Вот она какая бандитская жизнь: все на себе и при себе. На поясном ремне у него был наган в старой, вытертой и потрескавшейся кобуре, два подсумка с патронами, а на левом боку висела черная колодка маузера.

— Говорите, зачем пришли, — сказал Константин, обращаясь сразу ко всем, и щелчком бросил цигарку в костер.

Дятлов немного помедлил, очевидно, решая, с чего начать важный разговор, и сказал твердо и категорично:

— Нам нужен Леший.

Константин нисколько не удивился сказанному, он только перевел слова Дятлова двум своим друзьям. И тогда тот, что стоял под сосной, сделал шаг вперед и посмотрел куда-то в небо. Глаза у него были круглые с красными веками.

Антона поразила догадка: Аднак! Это о нем рассказывал Рудаков. Значит, Аднак жив...

— Я жду ответа, — настаивал Дятлов.

— Зачем вам нужен Леший? — испытующе спросил Константин,

потянувшись к фляжке с водой.

— Мы будем говорить с ним. Людям пора выходить из тайги.

Константин поднес фляжку к губам, сделал несколько крупных глотков и передал ее Антону. Тот тоже напился и сдержанно произнес:

— Леший должен понять нас...

— Он уже сделал одну ошибку и дорого заплатил за нее, — грустно, с жесткими нотами в голосе сказал Константин.

— Веди к Лешему! — отбросил кость в кусты и поднялся на ноги Чеменев.

Друзья Константина почему-то рассмеялись. А сам он достал из кармана кисет и стал скручивать цигарку:

— Леший, Леший... Зачем вам Леший?.. Говорите о чем надо с Туркой.

Дятлов уже стал сомневаться, знает ли Константин Лешего и не ошиблись ли чекисты: существует ли вообще человек с такой кличкой? Он захотел спросить об этом, но Константин, в свою очередь, задал вопрос:

— А есть ли в Чека Рудаков?

— Есть, — ответил изумленный Антон.

— Он помнит, однако, Сыхду Кирбижекова? Это я. Я и есть Леший. А Константин — это русское мое имя.

16

В то давнее время, когда Сыхда возглавил банду, он намеревался насильно разоружить ее или полностью ликвидировать. С нетерпением ждал Федора, который должен был привезти ему приказ Чека о том, куда вывести банду.

Однако шли томительные дни, а Федор все не появлялся. Сыхда уже начинал терять и без того растраченное терпение, как однажды наткнулся в тайге на труп чекистского связного. Федор лежал на пригорке вверх желтым лицом, с раскинутыми, как на кресте, руками.

Сыхда вмиг слетел с седла, выпрямился, опустился на колени перед Федором и поцеловал его в неподвижный холодный лоб. И заплакал скупо, может быть, впервые за многие-многие бесконечно одинокие годы.

Аднак, сникшим изваянием стоявший за спиной у Сыхды, негромко сказал:

— Сюдак, плакать не надо.

Обхватив всклокоченную голову, Сыхда долго сидел у трупа, медленно раскачиваясь из стороны в сторону. Он думал об огромной беде, свалившейся на его усталые плечи. Ему было жаль Федора, красного разведчика, чекиста. Погиб хороший, нужный людям человек.

Но не одно это потрясло Лешего. В тот воистину скорбный час он отчетливо осознал, что сам находится на дне уходящей в небытие бездны, из которой ни ему, ни кому-то другому уже не выбраться. Смерть Федора Чека непременно отнесет на счет Сыхды, которого не так давно подозревали там в измене. Федор должен был развеять нелепые подозрения — и вот он сам убит.

В Чека будут много искать, много думать и рассудят в конце концов, что бандиты никак не могли его застрелить, ибо Федор считался близким другом самого Матыги. Вина неизбежно падет только на Сыхду Кирбижекова. И теперь уже ничего не изменишь, никому ничего не докажешь. Федор ехал к Сыхде и вот кем-то убит в тайге предательски, в спину.