Леший
Шрифт:
– Я заявил тебя под вторым взрослым разрядом. Про свой нынешний временно забудь. Не подведи – значит не сойди с дистанции, не допусти, чтобы тебя сняли.
– Ого… А чего это вы вдруг так решили меня вывести на поле боя?
– Да видел, как ты за поездом из магазина утром с пакетом чипсов бежала, когда он тронулся уже. Это надо было! – дядя Володя рассмеялся.
– А, вон оно что…
– Да нет, шучу, конечно. Ну, сама посуди, какой же я буду тренер, если не смогу подготовить тебя? Поэтому ты бегала, будешь бегать и побежишь в Геленджике. Есть
– Да, а можно мне еще в Железноводске стартовать?
– Нет, вот до этого ты точно не доросла.
– Ну, пожалуйста! Если вы сказали, что в Геленджике смогу – то и в Железноводске получится! Ну сами поймите, как скучно мне будет одной, когда все убегут, а я останусь! Да и позорище, прям…
– Позорище – ходить в таком возрасте с третьим юношеским.
– Да не виновата я! Недовес у меня! Дистрофия! Что я с этим могу сделать? – Серафима сама не заметила, как перешла на повышенные тона.
– Забыть про это и бежать. Пока ты помнишь про свою слабость – ты слабый человек.
– Даже обидно как-то… – Серафима посмотрела в другое окно. Воцарилась тишина, в которой присутствовал лишь равномерный стук колес по рельсам.
– Ну что, говоришь, не слабая? – вдруг повернулся к ней дядя Володя с хитрой ухмылкой.
– Ну, нет…
– Тогда продемонстрируй это прямо сейчас. Затянись хотя бы один раз. – он протянул ей целую сигарету с зажигалкой.
– Вы что, я ж спортом занимаюсь. – отодвинула она руку с сигаретой.
– Так и знал, слабачка. Таких хилых в спорт не берут. – усмехнулся он.
Серафима молча обернулась к нему, неумело взяла сигарету, зажгла и глубоко вдохнула. У нее тут же потемнело в глазах, и ей показалось, что ее легкие больше не способны дышать, хотелось кашлять, но она старалась не подавать виду и спокойно выдохнула. Когда она смогла разглядеть дядю Володю, она вернула ему зажигалку и сказала:
– Видите? Никакая я не слабая.
– Работай над своим эго. Пока тебя можно взять на слабо – ты уязвима. Вот только что ты навредила своему организму ровно на одну затяжку. А знаешь, сколько там вредных веществ? Твоей дистрофии не понравится.
– Вы что, издеваетесь? Сначала предлагаете, а потом же сами осуждаете? Это была проверка?
– В каком-то роде, да.
– Спокойной ночи. – девушка вышла из тамбура, громко хлопнув дверью и выбросив недокуренную сигарету в мусорный бак. Молча она вернулась в свой отсек, первым делом взяв в руки наушники и телефон.
– Сим? Ты чего? Плачешь? – тут же около нее присел Леха.
Она не плакала, просто у нее до сих пор разъедало глаза после недавней затяжки.
– Нет… – хрипло сказала она.
– Ты чего, курила? Ты? – он почувствовал запах табака и его глаза удивленно полезли на лоб.
– Иди в пень.
– Сим? Что-то случилось?
Она помотала головой.
– Я тут тебе сыру раздобыл. – он молча положил ей на колени круглую баночку плавленого сыра «Янтарь». Она любила этот сыр, только есть его опять было нечем. Она достала из рюкзака перочинный ножик, раскрыла
– Меня заявили на Геленджик… – отрешенно сказала она.
– Ну, круто… А там можно с твоим… Разрядом?
– А что, у нас разряд теперь определяет степень позора? Как-то сговорились вы все, что-ли!
– Да спокойно, я тебе говорю просто про классификации.
– Меня заявили под вторым. – сказала она, доела сухарь с сыром и полезла на вторую полку. Леха небрежно кинул ей одеяло:
– Укройся, а то простынешь ночью-то.
– Это потому, что я тощая?
– Нет, потому, что мне не все равно, балда.
– Придурок.
– Спи уже! – он расправил ей одеяло и спустился на нижние ярусы.
Серафима повернулась на спину, уткнувшись взглядом в нависавшую над ней багажную полку. Все уже закончили играть в карты, потому что в вагоне уже выключили яркий свет, и начинали расходиться по своим полкам. Краем глаза было видно, что один Леха только сидел на нижней полке и смотрел в окно, размышляя о чем-то серьезном, судя по выражению лица – осмысленный взгляд отсутствовал, а брови были сведены и образовывали две четкие морщинки на лбу. На мгновение Серафима залюбовалась. И почему они до сих пор дружат? Пора бы уже перейти на что-то более серьезное, чем просто дружба. Но дружба тоже важна. Например, когда она – плавленый сырок. Серафима перевернулась на другой бок, начала слушать мерный стук колес, и сама не заметила, как заснула.
И у тебя можно найти плюсы
– Слушай, я тут подумал, ты не должна бежать в Геленджике.
Серафима перевернулась на другой бок поближе к говорящему и увидела перед собой Леху, который, встав на цыпочки на нижнюю полку, вещал ей что-то про роковое предчувствие и ночные кошмары.
– Ой, погодь… Дай проснуться. Сколько времени?
– Да почти восемь. Так вот, слушай…
– Ты прямо как назойливая бабулька у подъезда. А в приметы часом не веришь?
– Да ты чего? Не веришь, что ли? Ну ты даешь… Довелось же встретить настолько недалекого человека!
– Да, и ты каждое утро видишь его в зеркале. Я за чаем. – Серафима слезла с полки, попутно кутаясь в зеленую толстовку и накрываясь капюшоном, взяла термокружку с нарисованными на ней большими глазами и пошла к кипятильнику.
Попутно она заметила, как Леха опять сел и погрузился в тот странный транс, в котором она вчера его застала. Теперь это начинало ее беспокоить. Может, она все-таки его сейчас обидела? Вроде бы, Леха не из обидчивых. Его взъерошенные русые волосы и, суровые в данный момент, яркие зеленые глаза заставили Серафиму забыть про чай, и вспомнила она про него только тогда, когда сзади послышались недовольные замечания тех, кому она перегородила проход. Серафима еще сильнее натянула капюшон себе на макушку, налила чай и поспешила удалиться, попутно спотыкаясь о чужие ноги и тысячу раз говоря «извините».