Леший
Шрифт:
Вскоре она пришла в свой отсек, но Леха не обратил на нее никакого внимания. Начинали просыпаться девочки с верхних полок, а мальчики постарше давно ушли в конец вагона играть в карты. Девочки сползли с полок, и одна из них стала приставать к Лехе – она достала косметику и пыталась накрасить ему ресницы. Все-таки, два дня безделья в поезде сильно сказывались на досуге и сумасшедших идеях.
– «Ну нет, он же мой друг! Только мой! Он же не позволит, чтобы какая-то кикимора красила ему ресницы?»
Леха посмотрел на ту девочку,
– Ну ладно, давай.
Девчонка обрадовалась, взяла кисточку туши и очутилась настолько близко к его лицу, насколько Серафима и представить не могла. Ну это было уже варварство!
– «Вот же швабра…» – Серафима сидела ближе всех к окну, вжавшись в стену, обнимая руками теплую кружку с чаем и с болью в сердце смотря на все это представление.
Тут девчонка закончила красить ему глаза, закрыла тушь, чмокнула его в щеку, взяла подстаканник и убежала.
Разъяренный взгляд Серафимы из-под чьей-то флисовой куртки, как она не пыталась его скрыть, стал заметен Лехе.
– Что? – спросил он.
– Выглядишь теперь как придурок. Эт кто вообще?
– Ленка это. Мы с ней, ну в общем… Встречаемся.
– И давно?
– Да дня два как… А ты ревнуешь, я смотрю?
– Тьфу, и ты туда же! Ерунду ванильную развел! – она схватила кружку, закрыла ее резиновой крышкой и выбежала в проход, дабы попасть в тамбур – ей надо было побыть на холоде, успокоить мысли.
Она зашла в тамбур, села на пол и ударилась головой об железную стену.
– Эгей, ты чего это? Мигрень, что ли? У меня, если что, таблетки есть.
Оказалось, она настолько ушла в себя, что не заметила дядю Володю, стоящего на своем привычном месте около окна.
– Да нет, душевные терзания… Вы все время, что ли, здесь стоите? – Серафима не знала, что ей еще ответить.
Дядя Володя задумчиво затянулся.
– Запомни три главных слова, как девиз: выдержка, самообладание, сила. Повторяй их себе каждый раз, когда происходит подобное, вот увидишь – все начнет налаживаться. Если ситуацию ты не поправишь – изменишь свою реакцию на нее и перестанешь трепать себе нервы.
Сначала его ответ показался ей слишком обобщенным, как будто он просто сказал, что все будет хорошо – такое вот клише, которое так часто повторяют все знакомые. Затем она отвернулась от дяди Володи, встала лицом к окну, глубоко вдохнула, с шумом выдохнула. Внутренний голос сказал ей:
– Выдержка. Самообладание. Сила.
Подождав еще немного, она ощутила, как постепенно душевная боль, шквал эмоций в душе потихоньку утихают, и на их место приходит холодность разума и расчетливость.
– Ну как, помогает? – участливо спросил дядя Володя.
– Кажется, да…
– Еще бы! Метод проверенный, его мне еще мой тренер показал. Эх, царствие ему небесное. – грустно улыбнулся дядя Володя.
– Извините… Можно вопрос?
– Эх, чую, разговор намечается серьезный. Может быть, даже серьезнее,
– Не тянет, обойдусь. Почему мне кажется, что я не смогу стартовать в Геленджике? Тем более, я и так сначала сомневалась, а еще и Леха с утра про кошмары заладил.
– Леха? Известный шаман у нас, забыла?
– Ну, не знаю даже… Опять тему переводите.
– Беспокоится он о тебе. Как он тебе, кстати?
В ответ на это Серафима лишь презрительно хмыкнула.
– Ситуация проясняется. – улыбнулся дядя Володя.
– Чего это? – Серафима подняла одну бровь.
– Да ничего это. – передразнил ее дядя Володя. – Не парься, да и пройдет все.
Серафима лишь тяжело вздохнула. Она не понимала, как это может вот так просто – взять и пройти, не простуда ведь.
Она прошла в вагон и вернулась в отсек, кутаясь в большой пушистый капюшон. За время пребывания в тамбуре кружка с горячим чаем остыла и совсем не грела руки. Леха все так же сидел на нижней полке с отсутствующим взглядом.
Сначала в ней вновь вскипела вся та ярость, какая была до встречи с дядей Володей. Затем она опять сказала себе ту фразу, от которой и правда стало спокойнее, и мысли начали приходить в порядок. В конце концов, их уговор распространялся только на дружбу, да и то, что он ненароком ей понравился, Леха не знал. Не знал, и век бы ему еще не знать, как думала Серафима.
Ребят ни рядом с ними, ни на верхних полках не было – все убежали в вагон-ресторан со студентами, как договаривались ранее. И чего Леха не пошел? Там же это наверняка девушка его, или как ее там? Сквозь тишину спящих пенсионеров и стук колес Серафима услышала урчание живота. У нее самой не урчал – она мало ела и редко чувствовала голод – виной всему была эта проклятая дистрофия. А может быть, дистрофия была уже следствием того, что она не любила много есть?
Девушка сняла капюшон и первый раз за утро вагон смог увидеть ее короткие пепельные, практически седые кудри и светло-голубые, словно выцветшие, глаза. Несмотря на белоснежность волос, брови и ресницы у Серафимы были темными, и на щеках виднелись коричневые россыпи веснушек, а мама называла ее внешность «генной мутацией». Что ж, и тут она кому-то не угодила. Вместо всем привычной естественной красоты – генная мутация.
Серафима легонько ткнула ногу Лехи кончиком своей тапочки:
– Эй, жрать, поди, хочешь?
– Ну, можно… – Леха зевнул.
– «Ишь ты, можно! Одолжение мне сделал, разрешил себя покормить!»
Серафима промолчала и не озвучила свои мысли – совсем портить отношения она не хотела. Девушка взяла из сумки с едой, что лежала под сиденьем, коробочку лапши быстрого приготовления и пошла к кипятильнику, попутно протыкая ее ногтем.
В отсек она вернулась уже с заваренной лапшой, поставила его на стол, но Леха есть не стал.