Лесин и немедленно выпил
Шрифт:
Завтра исполняется 65 лет со дня рождения писателя Венедикта Ерофеева. Юбилей. Завтра многие газеты о нем напишут. Того, что творилось пять лет назад, не будет, конечно. Не будет телемарафона (хотя одну передачку по «Культуре» обещают), не будет символического поезда от Москвы до Петушков и символической же установки памятников – Ему и Ей. Веничке на Курском вокзале, балладе ля-бемоль мажор – в Петушках. В 1998 году юбилей Венедикта Ерофеева чуть было не перекрыл юбилей Высоцкого – по размаху, по купечеству.
Дефолт спас. Пир во время валютной чумы получился. Поэтому на многое, самое пошлое, денег не хватило. Весь московский бомонд отправился тогда в Петушки, на спецпоезде, с телекамерами. Или на телевидение: передача шла чуть ли не круглые сутки.
Мы
Так вот мы поехали тогда на кладбище, встретили там подлинных «ерофеевцев», очень хороших людей. Как известных, вроде Натальи Шмельковой (см., в частности, ее книжку «Последний дневник Венедикта Ерофеева»), так и не очень. Но очень и очень хороших. С простой закуской, недорогой водкой, добрыми разговорами. А не исключительным, необоримым и всепоглощающим желанием влезть в телевизор. Слава любой ценой – так я называю подобные штуки. И очень не люблю.
А люблю тихий московский сквер, где в минувшее воскресенье не было почти никого. Несколько фотографов (тоже, по-моему, из газет), молодая печальная женщина, сидевшая неподалеку. Местный алкаш и очень хороший русский писатель, фамилии которого не назову, потому что он, как и мы, был при исполнении. Ну, мы-то только фотографировали, а он еще и опрашивал местных тинейджеров. Кому, дескать, памятник-то? Никто не знал. Местный алкаш, правда, сказал замечательно. Памятник, мол, известному алкоголику, который сейчас живет в Америке. Если бы все было так хорошо! Венедикт Ерофеев родился в 1938-м, в том же году, что и Высоцкий. Умер на десять лет позже, в 90-м. В 1998 году был первый и, наверное, последний широкоформатно отмечавшийся его юбилей. Ну и хорошо. Памятники тогда довольно быстро убрали – мешали они жителям. Несколько лет назад их, памятники, приютил замечательный московский сквер. Куда не грех сходить любому, в ком теплится еще хоть немного человеческого. И лучше не завтра, в юбилей, когда может нагрянуть туда кто попало, в том числе и с телекамерами. А когда душа пожелает. Ближайший продуктовый магазин неблизко, так что лучше приготовиться заранее. Ну и не мусорить, конечно.
А очень хороший русский писатель не стал с нами пить. Потому что даже очень хорошим русским писателям приходится служить в ежедневных газетах, а не наслаждаться унылой порой, очей очарованьем.
Все правильно, и все, в сущности, хорошо, и, может быть, нас даже не убьют за то что мы гуляли по трамвайным рельсам.
Примечание 2010 года.
Написано и опубликовано (в «Экслибрисе»), по всей видимости, к 65-летию со дня рождения Ерофеева, т. е. в октябре 2003 года. Упомянутый писатель – Евгений Попов. Бондаренко, кажется, неточность исправил.
Конец примечания.
С веселым ужасом
Венедикт Ерофеев и горбачевская антиалкогольная кампания
Две даты. Одна вытекает из другой. Вытекает, как слезы. Да, впрочем, и даты печальны. 20 лет назад, 17 мая 1985 года, был опубликован знаменитый горбачевский антиалкогольный указ, 15 лет назад, 11 мая 1990 года, умер писатель Венедикт Ерофеев. А заболел он все в том же 1985 году.
С Указа началась и Перестройка, принесшая Ерофееву первую публикацию на родине, первую книжку, первые интервью, прижизненную славу. Посмертная, может, и будет лет через сто или двести, но шумные (относительно) юбилеи отгремели, памятник (он мне все больше и больше нравится) на площади Борьбы стоит, музеи действуют. В 2008-м будет Ерофееву 70 лет, но того, что было в 1998-м, полагаю, уже не повторится. Ни телемарафона, ни символической электрички от Москвы до Петушков.
Что до меня, так я рад тому, что хоть электричка еще ходит. Пусть уже и не пускают просто так на перрон, и выпивать там запрещено, в электричках. Так ведь и раньше, при большевиках, в год Великого Юбилея, контролеры ходили, да и с пьянством боролись.
Не все, наверное, и знают, что за Юбилей. 1970-й год, 100 лет со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Действие поэмы «Москва – Петушки», по всей видимости, происходит как раз в 1969-м, накануне. Точных привязок к датам, кроме указанного Юбилея, в тексте нет, разве что воспоминания о 20-летии и 30-летии лирического героя (соответственно, 1958 и 1968 годы). Героя зовут Венедикт Ерофеев, он очень похож на автора. А действие и впрямь – 68-й, 69-й, может, – 70-й.
Дорога до Петушков долгая, без выпивки осатанеешь. Я ведь тоже с группой пьющих филологов ездил туда. И не раз. И не с официальным, конечно, юбилейным поездом, а в частном порядке. Народ (Ерофеева, понятное дело, не читавший) все реалии подтверждает. Мало того, Веничка (персонаж) ночью спал в подъезде, а до того приехал из Лобни. На Савеловский вокзал. Пошел к Курскому. По дороге, разумеется, подвыпил. До Курского не дотянул. Мы пробовали реконструировать его путь – самый, по-моему, интересный – от Савеловского вокзала до Курского. Увы, точно установить его невозможно, все почти улицы переименованы, дома снесены, Москва загажена рекламой и прочим непотребством, изменилась до невозможности. Подъезд тот и вовсе: канул в небытие, а если и есть, то сквозь железную дверь не проникнешь, и дом, если опять же есть, скорее всего нежилой.
Четверо, и у каждого классический профиль. Они еще на Красной площади Веничку настигли. Помните? «Они приближались – по площади, по двое с двух сторон… „– Ты от нас? От НАС хотел убежать?“ – прошипел один и схватил меня за волосы и, сколько в нем было силы, хватил головой о кремлевскую стену…» А в подъезде – догнали окончательно и убили. «Они даже не дали себе отдышаться – и с последней ступеньки бросились меня душить, сразу пятью или шестью руками, я, как мог, отцеплял их руки и защищал свое горло, как мог. И вот тут случилось все остальное: один из них, с самым свирепым и классическим профилем, вытащил из кармана громадное шило с деревянной рукояткой…» Ну, и в горло, конечно. А теперь великолепная четверка учредила там, небось, какое-нибудь ООО «Четыре профиля» или что-то в том же роде. Хотя, думаю, в годы Ельцина полегли и они – в бандитских разборках. А кто теперь там – бог ведает…
Дважды в одну и ту же электричку не войдешь. Поэтому, кстати, я не думаю, что Веничка не доехал до Петушков, как считают многие исследователи. Якобы он вышел на Орехово-Зуеве, там поколобродил, да и обратно поехал, воображая, что в Петушки. Я думаю, он доехал, проехал в тупик, подремал, ну, и, натурально, в Москву, за смертью.
А что до горбачевской антиалкогольной борьбы… Те, кто выжил, вспоминают ее с веселым ужасом. Да, ужас, но именно что веселый. И Ерофеева не Указ тот сгубил, а те четыре профиля. Они ведь не только Веничку, персонажа, но и Венедикта Васильевича, русского писателя, убили.
Я помню Годы Борьбы. «Петлю Горбачева» у каждого винного магазина. Алкоголиков, пьющих всё, что можно – даже коньяк. Брагу в трехлитровых банках с резиновой перчаткой сверху. Самогон (вся Москва гнала). Талоны, будь они неладны. Канули те времена. И, знаете, хорошо.
Примечание 2010 года.
Написано и опубликовано (в «Экслибрисе»), судя по всему, в мае 2005 года, как раз к датам – 20-летию горбачевского Указа и 15-летию смерти Ерофеева. Что до того, доехал ли персонаж Веня до Петушков, то чуть подробнее он будет разобран ниже, в одноименной главке.
Конец примечания.