Лесная невеста
Шрифт:
Я нырнула в кровать, укуталась в одеяло и попробовала заснуть — но сон не шел.
Мысли крутились вокруг слов Ульриха о круге ведьм, которые работали на помянутый столп экономики. Собственно, это был один из немногих способов пробиться в жизни — и закрепиться в ней кем-то больше и важнее, чем кабатчица в дворовой разливайке или дворничиха.
Я всегда знала, кем хочу быть. Десять лет школьной травли только укрепили мое намерение — я сказала себе, что буду работать с умами и душами, и только с ними.
Прежде всего — чтобы исцелиться
Конечно, у нас на лбу не написано, кто мы. В метро и на улице вы не отличите ведьму от обычного человека — и слава Богу, что не отличите. Но во всех документах, которые мы заполняем, нужно написать о том, кто мы.
Конечно, есть закон о неразглашении. Но в нашем мире все секрет — и ничего не тайна. Директор рассказывает учителям, а учителя — своим верным школьным прилипалам.
И вскоре весь класс шипит на девочку в сером форменном платье, которая испуганно озирается, прижимая к себе сумку с учебниками: ведьма! Ведьма!
Потом я поступила в университет. Первый же учебный день закончился тем, что меня вызвал к себе декан факультета для важного разговора. Помню, как стояла перед его столом, в очередной раз чувствуя себя грязной, и рассматривала сувенир: нефритовый глобус на золотой подставке.
Он был прекрасен. Я смотрела на него для того, чтобы сохранить силу духа. Удивительная вещь среди чужой ненависти и моей горечи.
— Рихтер, я надеюсь, вы понимаете ваше положение, — сказал декан и провел скомканным носовым платком по смуглой лысине. Я чувствовала, что он нервничает. Нервничает и боится меня просто потому, что я ведьма.
— Я понимаю, — негромко ответила я. — И хотела бы узнать, как мне понять его лучше. И правильнее.
— Ага! — расхохотался декан. Ему сразу стало легче, страх и нервозность отступили. — Сразу видно будущего психотерапевта! Рихтер, вы ведьма уровня Каппа. Это самый высокий уровень среди студентов университета. Значит, вы должны — что?
Мне казалось, что глобус вращается. Что моря наполняются водой, а материки — сочной зеленью деревьев и трав. Сколько лет прошло — а картинка до сих пор стояла передо мной, как живая.
Через несколько лет я видела такой же глобус в витрине дорогого магазина с сувенирами. Хотела купить, даже вынула банковскую карточку из сумки — но почему-то передумала.
— Быть послушной, — ответила я. — И делать то, что мне говорят.
Это правило знают все ведьмы. Мы уже рождаемся с этим знанием. Это единственный способ выжить.
— Правильно, — кивнул декан. — Одному моему другу из правительства нужна как раз такая ведьма. Будешь вести себя хорошо — спокойно закончишь учебу. Никто на тебя не откроет рта. Никто даже не узнает, что ты ведьма. А потом пристрою тебя в хорошее место, а не утки за психами выносить. Не обману, не сомневайся. Я человек честный,
Нет, это была не морская вода на глобусе. Это в моих глазах скопились слезы, и я должна была сдержать их, не позволив пролиться.
— Я зарегистрированная ведьма, — напомнила я и показала левую ладонь. Зелень печати проявилась под кожей и медленно расплылась по кабинету малахитовым дымком. — Я не могу колдовать.
Декан ухмыльнулся.
— Кое-что ты все-таки можешь, Рихтер. Будь умницей — и мы поладим.
И я была умницей. Послушно делала то, что мне говорил декан и его товарищ — второй человек в министерстве обороны. Жить стало легче: однокурсники и преподаватели относились ко мне сдержанно-нейтрально, а меня это вполне устраивало. Спокойное молчание лучше громких оскорблений.
Декан сдержал слово. Никто не знал, что я ведьма, но окружающие все равно что-то чувствовали и предпочитали держаться от меня в благоразумном отдалении.
За годы учебы я не завела друзей. Так, знакомые и приятели, с которыми можно было посидеть за кружкой пива в кабачке после пар, которые давали списывать и которые вздохнули с облегчением после выпускного.
Главным было то, что я могла учиться. Могла постигать и открывать, могла наконец-то делать то, к чему стремилась. Призрак испуганной девочки в сером платье постепенно отступал, растворялся в памяти.
На третьем курсе я купила квартиру в хорошем квартале неподалеку от исторического центра столицы — моя работа вполне щедро оплачивалась. Разумеется, никто из однокурсников об этом не узнал. Я не привлекала к себе ненужного внимания. На четвертом наконец-то стала публиковаться в научных журналах, в том числе, иностранных. Декан сдержал слово, и я пришла на работу в клинику профессора Гербера — место, о котором любой психотерапевт может только мечтать.
И каждый вечер, начиная с первого дня учебы, я забиралась под душ и стирала жесткой мочалкой все то, что мне приходилось чувствовать. Но постепенно это ушло.
Я привыкла. Человек ко всему привыкает. Звучит банально, но это правда.
Иначе просто не выжить.
— Инга.
Я встрепенулась. Надо же, заснула! Провалилась в сон, который выплеснул на меня воспоминания.
Виланд сидел на краю кровати — одетый в камуфляж, он выглядел суровым и напряженным. От него веяло опасностью и тревогой.
— У нас мало времени, — сказал он. — Мы уезжаем.
— Она жива, — твердо произнесла я, и Виланд глухо повторил:
— Да. Она жива. Я знаю.
Знакомая громада внедорожника уверенно двигалась через лесную тьму. Мы выехали сразу же, как только я надела зарядившийся корсет и камуфляж, принесенный Виландом. Сейчас Виланд сидел рядом со мной на заднем сиденье, смотрел куда-то в затылок Берта, и его лицо казалось высеченным из камня.
Я думала, что если дотронусь до его щеки, то она будет ледяной и твердой. Мраморной.