Лесная нимфа
Шрифт:
И все. Будто подсекли Черкеса под коленками. И только тут, у костра, он подумал: а с какой радости его ждет милиция? Что он сделал? Ничего. Так почему же не спросил у Бугорка сразу, в чем дело? Для самого загадка. Привык слушаться его во всем.
Но вот появился Кролик. Один, без Юрки. И даже не предчувствие какое-то охватило Черкеса… нет, будто нехороший, тревожный, смрадный ветерок коснулся его затылка. Он невольно пригладил волосы.
А Бугорок ощутимо напрягся:
– Где Степцов?
Кролик
– Ну? – нетерпеливо бросил Бугорок.
– Что – ну? – буркнул Кролик. – Не знаю. Понял? Пошел к ручью за водой и сгинул. Часа два назад, Я ходил искал, кричал…
– Не слышали, – тихо сказал Бугорок.
Кролик не ответил. Заговорил Черкес:
– А что, вам в протоке воды мало, чтобы к ручью идти?
«Ты бы уж лучше молчал!» – мысленно взмолился Кролик, но с ответом не замешкался:
– Не понравилась ему тут вода. Обмелело все. Мутная, сказал.
– Интересно. Всегда была не мутная, а сейчас вдруг мутная стала, – не унимался Черкес, но его трепотня беспокоила Кролика куда меньше, чем молчание Бугорка.
– Да придет, куда денется, – постарался Кролик сказать как можно небрежнее.
– А может, он уже подкрался да за нами подглядывает? – предположил Черкес и неожиданно заорал во все горло: – Степцо-ов!
– Замолчи! – взвизгнул Бугорок и, подскочив, ударил Черкеса с такой яростью, что тот опрокинулся на спину, задев ногой костер. Взвились искры.
Кролик замер. Бугорок никогда не дрался. Он всегда был подчеркнуто спокоен. Только один раз Кролик видел, как с хрустом сломалось это спокойствие… И ему стало страшно, потому что, если и теперь будет так же, он ничем не сможет помочь Черкесу. Разве только наброситься на Бугорка сзади?.. Но все, момент упущен. Тот снова сидит лицом к нему и смотрит пристально. Кролику стало страшно, но он почувствовал, что и Бугорку неспокойно.
– Сделай его, – вдруг тихо, с прежним спокойствием в голосе приказал Бугорок.
Кролик оцепенел.
– А если и правда Юрка где-то здесь? – с трудом проговорил он, чувствуя, как в горле дрожит.
Бугорок опустил взгляд. Непонятно было, задумался он или прячет бешенство.
– Ладно, – сказал он, – подождем.
– Мужики, вы что? – наконец-то закудахтал Черкес. – Бугорок, ты что?..
– Ты полежи, Черкес, отдохни, понял? – велел Кролик, приподнимаясь: проверял, как поведет себя Бугорок. У того даже подбородок напрягся. Все, он уже не верил здесь никому… Кролик сделал вид, что усаживается поудобнее, набросил па плечи куртку, хотя и так было жарко.
Костер потрескивал, и это оказался самый громкий звук на берегу. Впрочем, можно было еще услышать, как шуршит песком волна, как бродит в вершинах неутомимый ветер. В вышине уже наливался белым светом, будто поспевал, блеклый
– Ладно, подождем, – повторил он.
Наши дни
«Авторай» – было написано на вывеске рядом с приземистым, длинным бетонным сооружением, которое невесть когда и зачем было выстроено в этом просторном дворе между несколькими жилыми домами. Что-то громыхало, звенело, стучало. Пахло машинным маслом и чем-то еще очень автомобильным, только Алена не знала чем. Навряд ли соседство с автомастерской могло понравиться жильцам этих домов, однако, на счастье, строение было окружено деревьями, сейчас занесенными снегом, ну а летом милосердной зеленой завесой защищающими его от взоров жильцов.
– А вот и святой Петр, – сказал Анненский, глядя на курившего на крыльце очень широкоплечего, низкорослого мужчину с наголо бритой головой. В ухе у него была серебряная серьга, и своим узкоглазым плоским лицом он скорее смахивал на Чингисхана, чем на святого Петра. Надет на нем был рабочий комбинезон, вызвавший в памяти Алены старый-престарый фильм «Неподдающиеся». Или еще что-то из классики советского кино на так называемую «рабочую тему».
– Митяй! – махнул рукой Чингисхан в комбинезоне. – Давно не виделись, что ли? Неужели со вчерашнего дня соскучиться успел? Как твой «ренат»? Бегает?
– Все отлично, Петряй, – выбрался Анненский из машины и открыл дверцу Алене. – Можешь срочно выправить вот эту вмятину?
– Вмятину? – спросил Петряй, бесстыжими глазами озирая писательницу с ног до головы. – Я бы сказал, что это сплошные выпуклости.
Алена возмущенно вскинула брови, но не выдержала и засмеялась. Этот нагловатый Чингисхан был ужасно обаятелен.
– Что ж вы, девушка, так подставили своего инструктора? – улыбнулся он в ответ. – А если бы его насквозь протаранило? Ладно, сделаем. Я так понимаю, все срочно, суперсрочно, чтобы не волновать усатую Сусанну?
Алена опять засмеялась.
– Нравятся мне веселые курсантки, – сообщил Чингисхан, играя узкими глазами. – Как таких красавиц зовут?
– Ну как могут звать красавицу? – удивился Анненский. – Ты что, Петряй, сам догадаться не можешь?
– Елена! – проявил чудеса сообразительности Чингисхан. – Что ж спрашиваю? Раз Прекрасная, значит, непременно Елена. Не всегда Елена – Прекрасная, но в данном случае как нельзя более… и ничуть не менее…
И опять заиграл глазами:
– Может, и мне в инструктора пойти? Вы как, станете у меня учиться? Индивидуальные уроки брать?