Лесник и его нимфа
Шрифт:
Лита молчала. Какой-то предмет застрял у нее в горле.
– Ну? – снова спросила толстенькая.
Лита молчала. Но долго молчать было невозможно.
– Он… умер? – наконец произнесла она.
Повисла пауза, все замерли. Через три секунды старшая вскочила и почти выбежала из комнаты. Младшая встала с диванчика
***
– Ты что, совсем дура? – вдруг услышала она слова медсестры. Та вошла и стояла напротив, глядя Лите в лицо.
Лита, ничего не понимая, смотрела на нее.
– Он спит! – наконец медленно и громко сказала медсестра, приблизя к Лите свое лицо – так говорят с бабушками в маразме. – Он. Просто. Спит!
– Идиотка, – сказала, входя за ней следом, младшая.
– Спит? – переспросила Лита.
– Спит! Че ты тут устроила – «умер, умер». Тронулась уже совсем. Герда наша, блин… Дай ей нашатырь, сейчас завалится…
Лита посмотрела еще немножко на них, потом отодвинула младшую, с нашатырем, и поплыла в палату.
Сестры включили там свет. Лесник лежал на боку, по-детски сложив руки. Он не лежал и не спал так уже давно. Он не кричал и не стонал. Просто спал, вот и все.
– Ну, мы тут не дурака же валяем, – толстенькая зашла вслед за Литой. – Наконец-то хоть смог заснуть…
Лита села на край кровати.
– Нервная ты очень. Домой тебе надо. Иначе отсюда – сразу в дурдом.
Лита молчала.
Потом она еще раз взглянула на Лесника, на медсестру – и выскочила из палаты.
Еле добежала до лестницы, уткнулась там головой в стену и начала плакать навзрыд.
– Девушка, вам плохо?
Лита медленно оторвалась от стены, развернулась – перед ней стояла красивая женщина в белом халате и – в пять утра! –
– Мне?
Лита зависла между двумя пространствами. В одном звучала золотая музыка. В другом поезд стучал сотней колес.
– Нет, – наконец ответила она. – Нет. Мне не плохо.
***
Когда она вернулась в палату, Лесник еще спал.
Она села на свои стулья и стала плакать. Она плакала, и плакала, и плакала, и плакала… За всю прошлую жизнь, свою и Лесника.
– Че ты ревешь-то? – спросила, наконец входя с градусниками, медсестра. – На вот, ставь ему, семь часов уже.
Лита взяла градусник и продолжала реветь.
– Ох, Боже ж ты мой, – вздохнула медсестра, садясь с ней рядом. – Да выживет твой… Вот поверь мне, у меня опыт. И интуиция. Я тут уже двадцать лет работаю и ни разу не ошиблась. И врач говорил, что улучшения есть. Томографию вчера делали, пока ты дрыхла. Действует шампунь-то… Ну, лысый походит, ничего.
Но успокаивать Литу было не нужно. Она и так все поняла.
Она поняла, что ее услышали. Это было очевидно. Ее услышали.
Там, за тумбочкой, за белой стеной. Там, в бесконечности, на Голгофе.
Она не знала, что ждет их там дальше. Сколько там химий и операций.
Она знала только, что к смерти они уже прикоснулись. Что теперь, наверное, можно попробовать начать жить.
Лита плакала. Лесник спал.
Notes
[
<-1
]
Какая жалость (англ.).
[
<-2
]
Все будет хорошо (англ.). Фраза из песни Боба Марли «No, Woman, No Cry».