Лесник
Шрифт:
— Гм! Что же дальше?
— Как я ожидал, сеньор, так и случилось: губернатор взял жемчуг и отослал меня, осыпав похвалами и рассыпаясь в извинениях. Таким образом я удостоверился, что подозрения его основаны лишь на одних неопределенных доносах и ни одного имени ему не известно.
— Так значит, на первый случай мы спасены?
— Надеюсь.
— А что же сталось с индейцами, которых вы захватили?
— К моему глубокому сожалению, я должен был велеть повесить их вчера, но, разумеется, умываю руки в этом деле —
— Мы и не ставим вам этого в укор.
— Потом я дал три пиастра настоятелю францисканского монастыря, чтобы он помолился за их души.
— О! Я узнаю в этом вашу бережливость, которая так благородно согласуется с вашей просвещенной верой! — не мог удержаться от насмешки капитан.
Дон Хесус опять поспешил вмешаться, чтобы предотвратить новую ссору, которую могла вызвать насмешливая выходка моряка.
— Каково же ваше мнение, дон Кристобаль, обо всем случившемся?
— Да, да, послушаем-ка ваше мнение, я не прочь был бы узнать его; один раз не закон, да и вам для разнообразия неплохо бы разок высказаться откровенно.
Дон Кристобаль Брибон-и-Москито бросил на своего оппонента взгляд, исполненный надменности и презрения.
— Я думаю, — сказал он, — что подозрения на наш счет скорее временно усыплены, чем уничтожены вовсе, и пробудятся при первом же случае с удвоенной силой.
— И я так думаю, дон Кристобаль, но что вы подразумеваете под этим первым случаем?
— То, что подозрения с новой силой возникнут в уме губернатора, как скоро он проиграет полученные от нас хитростью пятнадцать тысяч пиастров — будьте уверены, что он все отлично понимает и ничуть не проведен нами.
— Разумеется, нет, — подтвердил неисправимый капитан, — это он нас провел.
— Вполне разделяю ваше мнение. И вы заключаете из этого, любезный сеньор коррехидор…
— Я заключаю, дон Хесус, что положение наше опасно, очень опасно, даже может привести к катастрофе.
— И я это полагаю, но мне приятно было бы услышать, как, по вашему мнению, нам следует поступить теперь.
— Я вижу один только выход из западни.
— А именно?
— На время, по крайней мере, совсем прекратить нашу деятельность и ловко направить подозрения на других лиц, которые таким образом поплатятся за все вместо нас. В сущности, это устроить не трудно.
— Но и не так легко, как вы думаете.
— Почему же, дон Хесус?
— Господи! Да по той простой причине, что все так или иначе занимаются запрещенным торгом в Панаме, ведь ни для кого это не тайна, и дон Рамон де Ла Крус знает об этом не хуже кого-либо, вот потому-то я и думаю, что, обратившись к нам, он имел особую на то причину, и кто знает, не лучше ли дон Рамон снабжен сведениями на наш счет, чем заблагорассудил выказать вам?
— К тому же, — прибавил капитан, — ваша выдумка с индейцами,
— Капитан!
— Да, сеньор, повторяю, глупость и страшная ошибка! Дон Рамон де Ла Крус далеко не олух, он сунул себе в карман наши пятнадцать тысяч пиастров, но разгадал проделку, как Бог свят! С помощью этой вашей гениальной выдумки он узнал все, что ему было нужно, и будьте уверены — он не преминет воспользоваться этими сведениями. Благодаря вашей трусости его подозрения, если они прежде существовали, превратились в уверенность, и скоро вы увидите последствия ваших гениальных соображений.
— Если только мы не пресечем зла в самом корне и немедленно!
— Я был бы рад этому, сеньор, и чем скорее, тем лучше.
— Выслушайте меня внимательно, дон Кристобаль, ни одного слова не пропустите мимо ушей, дело чрезвычайно важно.
— Слушаю во все уши.
— Послезавтра около полудня я прибуду в Панаму со своей дочерью Флорой, капитаном Сандовалем и несколькими слугами.
— Как прибудете в Панаму?
— В эту же ночь я вернусь на асиенду, понимаете?
— Ровным счетом ничего, но все-таки продолжайте.
— Я остановлюсь в своем доме на Пласа-Майор, где все будет готово для моего приезда.
— Не лучше ли вам было бы остановиться здесь?
— Ну, видно, что вы меня вовсе не понимаете; постараюсь говорить яснее, если возможно.
— Очень был бы признателен вам за это, весьма важно, чтобы я понял вас хорошо, иначе не смогу удачно содействовать.
— Втолковать будет трудно, — побурчал капитан, посмеиваясь по своему обыкновению.
— Вчера после землетрясения, — продолжал дон Хесус, — которое, вероятно, почувствовали и здесь…
— Действительно, сеньор, несколько ударов были ощутимы, но благодаря милосердному заступничеству Пресвятой Девы Марии нам не приходится оплакивать ни одного несчастья.
— Тем лучше… Итак, после землетрясения ко мне на асиенду прибыл путешественник со слугой и проводником-индейцем и попросил приюта. Разумеется, я принял гостя с полным радушием.
— До сих пор я не вижу…
— Этот путешественник — один из знатнейших вельмож при испанском дворе; он едет сюда и должен быть в городе завтра, так как уехал из асиенды сегодня утром на рассвете.
— Ага!
— О его прибытии давно уже оповещен губернатор.
— Как же зовут этого путешественника?
— Дон Фернандо Гарсиласо, граф де Кастель-Морено. Он племянник вице-короля Новой Испании и даже, если не ошибаюсь, немного сродни губернатору Кампече.
— Этого вельможу действительно ждут с нетерпением, сеньор! Два дня назад в гавань вошла каравелла, доверху груженная одними его вещами.
Слушатели со значением переглянулись.
— Но я не вижу еще, какое отношение… — начал было судья.