Лесной хозяин
Шрифт:
— И снова — так себе попытка заинтересовать клиента. Прямо скажем, на троечку. Там вон, через два дома — заведение с дамами низкой социальной ответственности. Вот у них гораздо лучше получается клиентов завлекать. Сходил бы, взял урок у профессионалок.
— Ты даже не спрашиваешь, о чём я говорю!
Ублюдок явно начал терять терпение. Чего я и добивался, собственно. Ярость — в некоторых ситуациях штука чрезвычайно полезная. Располагающая к откровенности.
— Уверен, что ты и без моих расспросов всё
— Нам нужна твоя усадьба.
Вот оно чё. Ну, теоретически — я мог бы догадаться. Если бы нашёл время не догадки. И если бы у меня в принципе было желание размышлять о мотивации каких-то мутных недоносков.
— А три цифры с обратной стороны карты не нужны? Ты, кстати, что вообще за хрен с бугра?
— Моё имя не имеет значения! Нам нужна твоя усадьба. Мы знаем, что она заложена. Но, тем не менее, готовы отдать за неё неплохие деньги. Продай Давыдово. Это очень выгодное предложение.
— Ну, допустим. А кому продать?
Продавать усадьбу я, разумеется, не собирался. Понял вдруг, что мне глубоко похер на сумму, которую ублюдок может выкатить.
Давыдово я не отдам. И даже не потому, что привязался к дому и к его обитателям. Точнее, не только из-за этого. Я чувствовал, что усадьба мне нужна. То же чутьё, что заставило купить у пройдохи Брейгеля серебряный подстаканник, во весь голос вопило, что усадьбу отдавать нельзя. Никому и ни за какие деньги.
Вопрос я задал с единственной целью — выяснить, кому настолько до зарезу понадобилось моё имущество. Заложенное, на минуточку. То есть, об обогащении потенциального покупателя речь не шла.
— Просто выстави усадьбу на торги. Она уйдёт за хорошую сумму. В этом мы можем поклясться.
— Серьёзно? Я что, настолько похож на лоха? Чтобы думать, что поверю клятве хрен знает кого, минуту назад пытавшегося меня убить?
Теперь ублюдок заскрежетал зубами уже очень отчетливо.
— У тебя нет выбора! Либо ты продашь усадьбу, либо мы тебя убьём!
— Ну то есть, вариантов всё же два? Иными словами, выбор у меня есть? Знаешь, передай своему коучу, чтобы переквалифицировался в прачки. С продающими тезисами у него тоже всё паршиво.
— Ты продашь или нет?! — загрохотал ублюдок, потерявший терпение окончательно.
— Нет. Я граф, а не барыга. Не графское это дело — торговать.
— Ты умрёшь!
— Вот ни хрена не удивил. Рано или поздно все умрут.
— Ты пожалеешь об этом! Очень горько пожалеешь!
Ублюдок в ярости, брызгая слюной, проорал это — и исчез. Просто исчез. Только что был — и пропал. Кошмар, до чего все нервные. Уже и слова не скажи.
Я подошёл к тому месту, где только что был Защитный круг. Потыкал мечом.
Нету. По ходу, стал невидимым и свалил.
— Что случилось?! — на крыльцо трактира вывалились Егор и Захар. —
— Да так. Покупатель расстроился. Аж сбежал от огорчения.
— Что? Какой ещё покупатель?
— Всё нормально, мужики, — отмахнулся я. — Вы, если прёт — бухайте дальше. А я домой. Что-то вдруг спать захотелось.
Дожидаться ответа охотников я не стал. Начертил Знак и через пару секунд толкнул дверцы нуль-Т шкафа у себя в башне.
Честно говоря, после беседы с ублюдком опасался, что за время моего отсутствия тут опять могло случиться нехорошее. Но всё было тихо-мирно. Никто не нападал, нигде не орали, ничего не горело. Могу спать спокойно.
Я стащил с себя одежду и рухнул в кровать.
Проснувшись, крикнул:
— Я дома!
Через пять минут в дверь легонько постучали. На пороге появился Маруся с подносом в руках. На подносе стояла чашка кофе, распространяющая аппетитный, умопомрачительный аромат.
Сама Маруся, в лёгком сарафане, на котором (наверняка случайно) расстегнулись две верхние пуговки, выглядела не менее аппетитно.
Я посмотрел на чашку. На Марусю. И решил:
— Поставь пока поднос.
Кровать плотник сработал отличную. Не чета прежней, на первом этаже. Крепкую — она не скрипела ни от каких моих действий — и широкую.
Когда я, с чашкой в руке, откинулся на подушки, а Маруся устроилась рядом со мной, места было ещё полно.
Я пил кофе. Маруся наблюдала за тем, как пью. Присоединиться всегда отказывалась — кофе ей не нравился.
Прочистив мозги утренним сексом и кофеином, я сформулировал вопрос:
— Ты была в запертом крыле дома?
— Нет, — удивилась Маруся. — Там никто никогда не был.
— В смысле — никогда? Для чего-то его ведь построили?
— Ну, это в старину, может. Сколь я себя помню, никто туда не ходил. И тётка Наталья с Тихонычем, хоть и старые, а тоже такого не помнят. Уже много лет двери запертыми стоят.
Разговор с тёткой Натальей и Тихонычем новой информации не прибавил.
— У меня и ключа-то от тех дверей нет, — сказала тётка Наталья. — Прежняя ключница, что до меня служила, говорила, что и она ключей никогда не видела.
— Ясно, — кивнул я. — Данила! Принеси-ка ключ.
— Чего? — изумился Данила.
— Топор, говорю, тащи.
* * *
Когда я подошёл к красивым, добротным дверям с топором, тётка Наталья закрыла лицо руками. Не могла смотреть на такое варварство.
— Слабонервных и беременных прошу покинуть помещение, — буркнул я.
И взмахнул топором.
Вот это швырнуло так швырнуло! Я отлетел на добрые пару метров. По кисти и запястью — словно ток пустили. Боль была сильной и резкой.