Лесной маг
Шрифт:
Сам не знаю, как мне удалось устоять на ногах. Я вдел одну ногу в стремя и, лишь наполовину в седле, послал Утеса вперед. Он неуверенно сдвинулся с места, а я дрожал, цепляясь за поводья. Я был невыразимо благодарен коню за то, что он двигался в нужном направлении, прочь от конца дороги и жуткого леса, поджидавшего там. Черные волны захлестывали мое сознание. Мне было стыдно за свою трусость, но я ничего не мог с ней поделать. Сейчас все мои мысли и усилия были направлены на то, чтобы перекинуть ногу через седло, и, как только мне это удалось, я первым делом пустил Утеса галопом, не обращая внимания на неровности дороги и на то,
— Ну, нашел конец дороги? — с наигранной заботой спросил парень, с которым я разговаривал прежде. — И как он тебе?
Я едва держал себя в руках. Стыд боролся с затихающим ужасом. Что же так сильно испугало меня? Почему я сбежал? Я вдруг понял, что не могу ответить. Я знал лишь, что у меня пересохло горло, а рубашка прилипла к потной от ужаса спине. Я оглянулся на обступивших меня людей, смущенный тем, что чувствовал и делал, и до глубины души оскорбленный их усмешками. Один из стражников сжалился надо мной.
— Эй, большой парень, ты что, еще не понял? С нами было то же самое. Вот что здесь значит «конец дороги». Ужас до обделанных штанов. Не переживай, солдат. Так было здесь с каждым. Можешь считать это посвящением. Теперь ты один из нас. Ты пролил пот Геттиса, как мы это называем.
Все дружно расхохотались, когда он подошел ко мне и предложил свою флягу. Я взял ее, несколько раз глотнул и, возвращая, выдавил из себя натянутую улыбку и слабый смешок.
— Значит, с каждым бывает то же самое? — спросил я. — Паника?
— О да. Можешь считать себя крепким орешком. Не обмочил себе сапоги. Большинство из нас не могут этим похвастать.
Он дружески похлопал меня по ноге, и, странное дело, мне немного полегчало.
— А король об этом знает? — выпалил я.
Я понял, что сказал глупость, услышав новый дружный взрыв хохота.
— Если бы с тобой самим этого не случилось, ты бы в это поверил? — спросил один из стражников.
Я покачал головой.
— Нет. Думаю, не поверил бы. — Я немного помолчал, а потом спросил: — Но что это было?
— Никто не верит, пока это не случится с ним самим, — подтвердил он. — И никто не может сказать, что это. Только то, что оно происходит. И что мы не знаем, как двигаться дальше.
— А если обогнуть?
Он терпеливо улыбнулся, и я покраснел. Конечно нет. Если бы это было возможно, так бы и сделали. Он кивнул мне и улыбнулся.
— Возвращайся в Геттис. Если зайдешь в таверну Ролло и скажешь, что пот Геттиса надо тушить пивом Геттиса, он нальет тебе бесплатно. Это традиция для новобранцев, но, думаю, ее распространят на тебя.
— Я и есть новобранец, — сообщил я. — Полковник Гарен только что подписал мои бумаги. Только я не приписан ни к какому подразделению. Я буду охранять кладбище.
Он посмотрел на меня, и улыбка сползла с его лица. Остальные переглянулись.
— Вот же бедолага, — с чувством сказал он.
А потом они расступились, пропуская
Мысль о бесплатном пиве и теплой таверне казалась невероятно привлекательной. Я тщательно обдумывал ее по пути обратно. Я все еще не мог решить, оскорблен ли я грубой шуткой, которую со мной сыграли, или обрадован тем, что меня сочли достойным посвящения. Наконец я решил, что замечание Хитча было наиболее точным. Это было крайне познавательно. И я не имею никакого права негодовать, напомнил я себе. Ведь я не младший офицер благородного происхождения. Я всего лишь новобранец, самое нижнее звено. Наверное, мне следует радоваться, что мое посвящение не оказалось еще грубее.
Теперь, вдали от конца дороги, я мог спокойно обдумать случившееся. Впрочем, мне совсем не хотелось вспоминать этот ужас. Вдруг мне в голову пришла успокаивающая мысль. Это ведь не мое дело. Не я строю дорогу. Все, что я, простой солдат, должен делать, — это охранять кладбище. Я вздохнул с облегчением и поехал дальше.
Но на развилке, где знак указывал дорогу к кладбищу, я решил, что посещение таверны можно отложить до завтра. Приближался вечер, и мне хотелось увидеть, на что похоже мое новое жилище.
Узкая дорога, извиваясь, поднималась по склону холма, и мы с Утесом двинулись по ней. Вскоре мы достигли первого ряда грубых деревянных надгробий. Обширное кладбище, столь сильно удаленное от человеческого жилья, производило странное впечатление. Оно представляло собой обширный луг на пологом склоне холма. Его окружала высокая трава и неизменные пни. После огромных деревьев, виденных мной сегодня, эти казались довольно маленькими и неприметными. Я осадил Утеса и привстал в стременах, чтобы лучше разглядеть окрестности. Тишину нарушал лишь шелест ветра в траве и крики птиц в лесу поблизости. Кладбище рассказывало собственную печальную историю.
Я увидел ряд отдельных могил, а за ним то, что я мог описать только как заполненную траншею. Холмик земли поверх нее говорил о том, что она не очень глубока. Дальше снова шли ряды отдельных могил, но довольно скоро они вновь прерывались поросшим травой длинным курганом. Чем дальше я ехал, тем новее становились деревянные надгробия.
Это было целесообразно обустроенное кладбище, без мысли о красоте или сентиментальности. Траву кто-то скосил, но уже довольно давно. Я нигде не видел ни посаженных цветов, ни дорожек между могилами, ни даже ограды, отмечающей границу кладбища. Я проехал вдоль по узкой тропе до места назначения — трех деревянных домиков у восточного края кладбища. Приблизившись к ним, я обнаружил, что они построены гораздо лучше, чем я рассчитывал. Домики были аккуратными и надежными, их сложили из обтесанных бревен и законопатили щели глиной. Тропинка, ведущая к ним, заросла бурьяном. Прошли недели с тех пор, как по ней кто-то ходил.
Я спешился, снял с Утеса удила, чтобы тот пощипал траву, и отправился на обход владений. В первом сарае я обнаружил орудия труда своей новой профессии. Лопаты, грабли, кирки и несколько топоров — все это было аккуратно развешано на стенах. Четыре дощатых гроба стояли в углу, дожидаясь очередных покойников Геттиса. Рядом лежал запас досок, которыми отмечали могилы. Маленькое строение посередине оказалось нужником. Осиное гнездо под крышей у самой двери свидетельствовало о том, что домишком давно никто не пользовался. И наконец, третье строение оказалось моим новым домом.