Лесоруб Кумоха
Шрифт:
Ну кого еще следует вспомнить?
Да, Теппо! Вот уж был невезучий мужик! Если он сеял рожь, то ее травили олени. Если он сеял овес, то его вытаптывали медведи. Иногда бывало наоборот — овес топтали олени, а медведи почему-то забирались в рожь, но от этого Теппо было не легче.
Если он выходил с друзьями ловить рыбу, то невод притаскивал лишь одни коряги, да еще разрывался при этом.
Если он шел на охоту, одолжив у кого-либо ружье, то убивал или корову богатого хозяина, или соседскую лошадь. Вся остальная живность
В конце концов Теппо до того обеднел, так всем задолжал, что уже на любую работу был готов, лишь бы семью прокормить и самому с голоду не умереть. Отец братьев Тайпо — он женился на дочке Лаври, стал очень богатым мужиком — решил над Теппо покуражиться, себе потеху устроить. Он нанял его… цепной собакой.
Каждую ночь Теппо приходил на двор к Тайпо, надевал на себя цепь, бегал по двору и лаял. Каждую ночь от зари до зари!
Пока цепь на шее звенит, разговаривать Теппо было запрещено. Сказывают, будто он так научился лаять, что настоящих собак легко перебрехивал. А богатому мужику того только и надо: он стал богатеев со своей округи возить, человеком-собакой хвастать.
Однажды ночью лихие ребята-поморы приплыли к лабазам богатого мужика Тайпо и выпотрошили их к утру дочиста.
Теппо, как всегда, много лаял, но в доме Тайпо к его лаю привыкли и не обращали на него внимания.
Когда же Тайно спохватился, обнаружил пропажу, те было поздно— ищи ветра в озере!
Теппо повезли в суд, в Петрозаводск — вот куда!
А там нашелся один честный человек, сказал он Тайпо:— Чего ты от собаки хочешь! Она лаяла? Лаяла. Ты слышал ее лай? Слышал. Она же не человек, не может прийти, постучать в дверь, сказать, крикнуть! Значит, и взятки с нее гладки. Работала она как могла!
И остался Тайпо с носом! И до сих пор неизвестно: знал Теппо этих ловких поморов или нет?
Так… Кого же еще забыли? A-а, вот память-то дырявая: о самом главном, о Кумохе конечно. Ведь именно после базара в Пус-погосте Кумоха и стал известен на всю Карелию!
Вот как это случилось.
Про то, как Юсси покупал овцу, про кузнеца Си й ла, про блины и про волшебную шкуру
Незадолго до знаменитой Шуньгской ярмарки во всех селах свои большие базары бывают.
А чем Пус-погост хуже других сел? Туда на базар со всех уголков округи народ приезжает.
И всё как на других карельских базарах: и съестные припасы, и столярные поделки, и меха, и сапоги. Хочешь — лодку покупай. Деньги есть — невод можешь себе подыскать; Скотина разная, хозяйственный припас — что душе угодно!
Базар —не ярмарка, но и на него торговые гости приезжают с моря, из Лапландии, даже из далекой варяжской земли.
Меха, пушнину здесь купить можно дешевле, чем на большом торге,— не у перекупщиков, а прямо у
Ну, а торгашам карельским такие гости — прямой убыток. Когда они сами мех берут у охотников, сами на перепродаже выгадывают; если мех мимо рук идет — как наживешься?
Купец Тайпо—младший брат богатого хозяина-—хитро устроился: он еще с осени охотникам в долг давал и деньги, и ружья, и все, что нужно. Но за это они всё, что настреляли, к нему несли — рассчитывались. Ну, а младший брат богатого хозяина обсчитывал их, запутывал; пересчитывал так. .Что опять они у него в долгу оказывались.
Охотник Нийкой пятую осень не мог с этим Тайпо рассчитаться- все выходило мало, сколько шкурок ни добывай!
А рыбаки Мокки и Матти вот уже шестой год не могли никак за неводы свой долг выплатить младшему брату Тайно! Наважденье какое-то! Уж и жемчуга ему все отдавали, а разговор все один:
— Когда весь долг отдашь?
Кумоха на базар в Пус-погосте привел серого медведя.
Два дня весь базар ходил дивился на серого зверя, а потом богатый хозяин Тайпо его продал за хорошую цену и до того обрадовался, что даже Кумохе за помощь два пирожка с ягодой морошкой купил.
— Эх, сестренки Айно нет здесь!—пожалел Кумоха.— Она морошку любит.
— Если бы эта семейка Тайпо не обсчитывала нас,— сказал мрачно Нийкой,— то и у тебя и у меня в доме каждый день можно было бы пироги печь с чем хочешь.
Охотник только что сдал младшему Тайпо все богатые шкурки и был зол на себя, на белый свет, а больше всего на богатых хозяев.
— И еще грозит мне!- продолжал Нийкой.— Если, говорит, ты на следующий год мне столько лисиц принесешь, то я у тебя ружье отберу. Он с меня спускает шкуру, как волк с овцы!
—Кто знает,— невесело усмехнулся Матти,— может, волк прав: овца виновата? Если овца сама подставляет волку горло, туда ей и дорога.
— Что один Тайпо, что второй,— сказал Кумоха,— та же птица, только песня чуть-чуть другая. Старший хитрее, а молодой глупее. А мы сами виноваты—нельзя им спуску давать!
Кумоха на базаре купил соху, как взвалил ее на плечо, так и таскал.
— Что ж ты, чудак, ее на землю не поставишь? — удивлялись приятели, когда Кумоха останавливался возле какого-нибудь торговца, а соху с плеча не снимал.
A-а, потом опять поднимать!—отмахивался Кумоха.
Вдоль берега торговали рыбой — сигом, налимом, щукой, семгой.
На небольшом пригорке пахло медом — туески и кадушки, наполненные жидким золотом, сгрудились, как стадо.
Оленьи шкуры всех размеров, жемчуг и перламутр, ковры из медвежьего меха — чего только не было на базаре!
Торговцы берестяными изделиями постелили прямо на землю платки, расставили на них шкатулки, коробы, туески, разложили берестяные дудочки, свистульки, игрушки.