Лесовик
Шрифт:
Джойс посмотрела на меня – в первый раз с того момента, как начался наш разговор:
– Диана ненавидит Джека?
– Я передаю тебе ее слова.
– Ты хочешь сказать, что не знал этого раньше? – (Теперь молчал уже я, не зная, что ответить.) – С самого начала, как мы познакомились с ними, Диана терпеть не могла своего Джека, и до сих пор она его не переносит. Странно, что ты никогда не замечал.
– Почему ты ни разу не сказала мне об этом?
– Я была уверена: все настолько очевидно, что и не о чем говорить.
– Что-то тут не стыкуется. Я ведь тебя знаю, ты бы обязательно затронула эту тему рано или поздно, хотя бы мимоходом коснулась. Почему ты держала это в себе так долго?
– Похвальная
– Да, и, возможно, ты права, – сказал я, стараясь, чтобы в голосе не звучала нетерпеливость. – Но давай вернемся к предложению Дианы. Похоже, она считает, что мы могли бы…
– Она имела в виду, что ты, ну, сделаешь ее, например; а потом мы с ней чуточку побалуемся друг с другом, пока ты наберешься сил, и потом ты сделаешь меня сзади, а она в это время будет заниматься моим передом; потом мы с ней снова поработаем друг над другом, а ты, может, повторишь все позже – только в обратном порядке; или ты и я могли бы поделить ее между собой, каждый занялся бы своим кусочком, а потом вы вместе могли бы поделить меня между собой и так далее. Я правильно излагаю?
– В основном, да. – В кратком изложении Джойс все это напоминало в общих чертах такую картину: вы знакомитесь с сюжетом «Ромео и Джульетты» в пересказе чернорабочего со стройки. Слушая, я то и дело сглатывал, силясь подавить в себе желание рассмеяться. – Само собой, у нас была бы масса…
– Ладно.
– Не понял.
– Ну что ж, я согласна.
– Ты уверена?
– Да. Можно попробовать. Почему бы и нет? Ты обговори все с Дианой и потом скажешь мне. Я пошла, мне нужно найти Магдалену. Наш повар приготовил овощной салат и котлеты из ягненка. Ужин будет на славу.
Виктор свернулся податливым клубком у меня на коленях, а я, сидя в кресле, пытался следить, довольно рассеянно, за событиями «Игорного дома» – это вариант той литературной стряпни, где суть в конфликте двух героев, однако всему мешает чрезмерно раздутое количество действующих лиц. Мне не давало покоя ощущение того, что Джойс в какой-то степени оставила вопрос повисшим в воздухе; раньше мне казалось, что ее быстрое согласие участвовать в оргии будет пределом мечтаний, теперь я жалел, что она сразу согласилась и мне не пришлось выслушивать возражения и уламывать ее. Здесь было над чем подумать, подискутировать с самим собой о сексе и человеческих возможностях, но я отложил эти вопросы до иных времен. Возможно, все объяснялось реакцией Джойс, из-за которой – вопреки всем прогнозам – ощущение торжества по поводу того, что наша маленькая оргия превратилась из проекта в реальную перспективу, потеряло свою полноту; но, возможно, сказалось воздействие пилюль Джека. Если верно второе, на горизонте вырисовывалась новая проблема.
Ужин начался и кончился; то же самое случилось потом с телепередачей, концом которой (или кульминацией) была дискуссия о Боге. В процессе обсуждения у слушателей могло сложиться мнение, что, во-первых, Бог действует быстро и напрямую, и с этим нужно считаться, во-вторых, Он может посетить любое тысячелетие из жизни Солнечной системы (плюс-минус несколько световых лет) и уже вроде как доказано, что следы активной деятельности Господа прослеживаются чуть ли не
Была ровно полночь. Я запил еще две пилюли тем слабеньким пойлом, к которому мне нужно было теперь приучать себя, и вышел в коридор, захватив по дороге легкий плащ. Его – как средство маскировки, а не защиты от плохой погоды – я надел и застегнул под самым подбородком прежде чем спуститься бегом по лестнице и выскользнуть в боковую дверь. На улице еще хватало людей – ходили туда-сюда, стояли тут и там. Прячась в тени и выжидая, когда представится благоприятный момент, я похвалил себя за то, что вышел из дома с большим запасом времени. Парень, который, как мне подумалось, был слишком молод, чтобы иметь собственный автомобиль, почти внес на руках свою девушку в машину и укатил, после чего автостоянка наконец обезлюдела. Я направился скорым шагом к своему «фольксвагену» и уехал, никем не замеченный, с легкой головой, и это ощущение легкости было в буквальном смысле осязаемым – я и не мог представить, что такое возможно; те участки мозга, которые обычно задействованы в мыслительном процессе, были словно накачаны каким-то газом, имеющим низкий атомный вес, скорее даже гелием, чем водородом.
Чтобы как-то убить лишние минуты, я сделал пару кругов по деревне. Улицы были пусты, лишь кое-где виднелся свет. Диана ждала в условленном месте; я притормозил и снова рванул вперед почти с такой же эффектной быстротой, с какой герои телеэкрана разыгрывают налет на банк или покушение на какую-то важную персону. Аналогичное сравнение, очевидно, пришло в голову и Диане. В течение нескольких минут она пытала меня по поводу жажды приключений: правда ли, что страдают ею больше мужчины, чем женщины, в результате чего доказывается (или не доказывается?), что все мужчины остаются в душе, по сути, самыми настоящими мальчишками, и это у них… во всем? Вероятно, я согласился, что так оно и есть. Мы поравнялись с кладбищем. Я оставил машину на обочине в густой тени двух вязов; в небе стоял тонкий, но ясный лунный серп. Засунув руки в карманы своей вязаной кофты, которая придавала ей вид школьной учителки, Диана ждала, пока я выну инструмент из багажника.
– Тебе не страшно, Морис?
– Пока нет. А чего бояться?
– Но ведь ты говорил мне: тебе будет страшно одному, и потому настаивал, чтобы я пошла с тобой.
– Да… Только я имел в виду тот момент, когда уже начнем раскапывать могилу. Держи фонарь так, чтобы с дороги нас не заметили.
Мы двинулись по густой траве, замерли и стояли неподвижно секунд пятнадцать – двадцать, завидев фары машины, набитой, вне сомнения, подвыпившими посетителями «Лесовика», лучи ударили в нашу сторону, скользнули по нашим фигурам и соседним кустам. Ржавые ворота разъехались в сторону, впуская нас на кладбище. Мы вошли; фонарь, который держала Диана, выхватывал из темноты у нас под ногами или на уровне головы отдельные участки зелени, и те вспыхивали под лучом, словно беззвучный миниатюрный фейерверк. То Диана, то я спотыкались, наткнувшись на какое-нибудь препятствие на земле.
– Осторожно, – сказал я, – где-то в этом углу под стеной. Чуть левее. Да, вот она, пришли.
– Итак, мы на месте… Морис, у тебя нет такого чувства, что сейчас совершится нечто ужасное, такое, что не дозволено совершать? Нет, я понимаю, что в наши время смешно обращать внимание на всякие церковные строгости, но ведь что-то стоит, как ты понимаешь, за этим запретом посягать на последнее пристанище человека – предрассудки, первобытный страх и так далее. Если честно, ты по-прежнему уверен, что дело стоит того?