Лета Триглава
Шрифт:
— Яков! — хотела позвать Васса, да не могла.
Лицо у спящего осунувшееся, белое, точно подернутое инеем. И кажется, будто скорлупа ледяная на ощупь. Хотела ударить по матовой скорлупке — десница не слушалась.
— Яков…
Голос звучал лишь в ее голове, но ни звука не сорвалось с сомкнутых губ. А может, и губ никаких больше не было, и не было самой Вассы: только воспоминание о ней, навий морок.
Мир подернулся, начал расползаться, как истлевший саван.
Полоснуло по глазам светом, а следом пришла боль.
Извиваясь
— …а… ва… са!
Ее звали отсюда, из страшной реальности, где пахло кровью, порохом, людовой солью и горелой древесиной.
— Вот так, сестра! Вот так…
Ей помогли избавитьяся от впившихся в кожу игл, обтерли холстиной, обняли за плечи и ждали, пока Васса исплачет все слезы и затуманенный разум примется осознавать, что рядом нет ни черного волхва, ни Хорса, а есть только Ива — всклокоченная и болезненно бледная, будто это ее держали в холодной пустоте, будто из нее высасывали кровь и силы.
— Где… — подала голос Васса, удивившись, каким беспомощным и слабым он вышел теперь, и не пытаясь объяснить, о ком спрашивала.
— Нету, — ответила полуденница. — Никого нету, одни тут. Ну? Продышалась? Жива?
Васса уронила подбородок на грудь и съежилась под холстиной, затравленно озираясь и выхватывая из полумрака перевернутую скамью, снятую с петель дверь, погасший очаг, битое стекло да колеблющееся от сквозняка тряпье, укрывающее что-то огромное в углу горницы. Сощурившись, вгляделась в Ивино лицо.
— Как… нашла? — вытолкнула окостеневшим языком.
— Не нашла бы, коли не подсказали.
Ива отвела десницу с зажатой лучиной, а огонек по-прежнему остался плясать подле глаз. Васса отмахнулась — огонек отлетел и вернулся, а после радостно замигал, будто пытаясь что-то втолковать девушке.
— Хват! — поняла она.
Вновь покатились слезы — горячие, живые.
Сколько она провела без сознания в этой страшной горнице? Как Иве удалось спастись от княжича?
— Плечо мне попортил, окаянный! — посетовала Ива, растягивая губы в улыбке и демонстрируя оголенное плечо, где алел свежий ожег. — Да я не в обиде, иначе не очнулась бы. Да и то сказать, не сразу распознала, чего от меня оморочень желает. Как на меня кинулся — я уж хотела драться, а куда бить? Ни лика, ни тела. Плетью бы перепоясала — опять же, пояса нет.
Васса прыснула сквозь слезы, поднялась на слабые ноги. Колени еще дрожали, тряпицы, обернутые вокруг ранок, оставленных иглами, пошли кровяными оспинами, да разве это важно теперь? Главное — жива! Главное — рядом верная, добрая Ива, не испугавшаяся невидимки-оморочня. Главное — здесь Хват. Вот только…
— Яков… — вспомнив, сжала до боли кулаки.
Оморочень заметался перед лицом, задрожал желтый огонек, затрепыхался пойманным мотыльком.
— Нет
— Богам до нас дела нет больше, — ответила Ива, помогая сестре-полуденнице облачиться в рубаху да штаны. — Молитвы до них не доходят, разлом все шире становится, месяц-ладья с цепей соскальзывает, того и гляди — весь люд передавит.
Хват продолжал крутиться подле Вассы, то подлетая, то, трепеща, кидаясь к дверям.
— Что сказать хочешь? — взмолилась девушка, протягивая руки. — Куда зовешь?
Оморочень заплясал живее, точно досадуя на непонятливость.
— Уж не хочешь ли сказать… — запнулась, обжегшись мыслью. — Жив?!
Хват замер на месте, замигал отчаянно, будто соглашаясь.
— Жив, — повторила Васса, выдыхая и слушая, как забилось, разнося тепло по жилам, глупое девичье сердце. — Уж не здесь ли, в Китеже?
Хват снова отлетел к дверям и закружился на месте, зовя за собою, наружу.
— Куда?! — Васса обняла подругу за плечи. — Слаба еще!
— Коли Яков действительно жив — сил хватит!
Она вывернулась из захвата, метнулась к дверям. Ива бросилась следом.
— Ему ведь копьем грудь пронзили! Своими глазами видела! Какой люден выживет после такого?
— Тот, кто не люден, и никогда им не был, — ответила Васса, помедлив.
Ива тоже застыла, приоткрыв рот.
— И он… тоже? — ахнула.
Васса мотнула головой.
— Не мертвый Хорс, как княжич, но и не живой. Потому, видно, на ласки мои не отвечал, обидеть боялся… Ох, Ивица, в голове будто туман! Увидеть бы его! Объясниться…
Прижала ладони к груди, оглядываясь на разгромленную горницу.
Манила громада, скрытая под тряпьем.
Манила близость тайны, навевала воспоминания о давно сказанных словах.
«Взлететь придется к небесному шатру, в сказочный Ирий… а как?»
На дрожащих ногах, осторожно, вернулась, остановившись вплотную к завешенной холстами громадине.
Хват нетерпеливо приплясывал у щеки.
Васса отмахнулась, задев колеблющееся тряпье. Холстина казалась грубой, тяжелой. Но, стоило потянуть за край, опала с громким шелестом, точно разом осыпалась лиственница — Васса едва успела отскочить.
За спиною вскрикнула Ива:
— Что это, именем Сварга?!
И Васса ответила:
— Летучий корабль.
Хват замигал, взлетая к самому потолку.
В пульсирующем свете громада корабля казалась наспех сколоченной, грубой. То здесь, то там топорщилась щепа, для верности прихваченная железными листами. И не было ни палуб, ни парусов — корабль походил на закрытую домовину, и только сбоку чернело отверстие с откинутой на петлях дверцей.
Краем глаза Васса увидела, как Ива осенила себя охранным знаком и зашевелила губами — верно, читала молитву, забыв, что молитвы не будут услышаны.