Лета Триглава
Шрифт:
Васса не смотрела туда, а только на Хорса. Сколько нежности в его взгляде, сколько тепла. Неужели всё было напрасно?
— Прости… — прохрипел Хорс. — И помни… Любовь… вот то, что делает даже машину… человеком… Спасибо за всё…
Он хотел проговорить что-то еще, но глаза его закатились, что-то щелкнуло у виска — у Вассы зашевелились волосы, когда различила трещину над ухом, где не было шнуров, зато поблескивали залитые серебрянкой железные внутренности, сновали бело-голубые огни и что-то попискивало, скрежетало и тихо гудело, будто в улье.
Она коснулась пальцами
— Он умер, — донесся жесткий голос Ивы. — Идем же!
Васса больше не плакала: слезы куда-то пропали, пропал и страх. Бережно спрятав пластинку на груди, Васса склонилась и поцеловала Хорса в лоб. После, подобрав лучевую пищаль, повернулась и, пошатываясь, побрела назад, к терему, к оставленноу кораблю.
«… люблю… люблю…» — колотились и множились услышанные от Хорса слова.
Грудь сдавливало железными тисками, но оставалась надежда: если не здесь, то там, на небе, она отыщет возможность вернуть Хорса к жизни. Ведь если мог он — сможет и она?
Сзади, за спиною, раздался ужасный грохот.
Быстро оглянувшись, Васса увидела, как рухнул частокол. Выстрелы участились, воздух раскололи новые крики, рев хлынувших в город чудищ, гул огня.
— Китеж уже не спасти, — бесцветно произнесла ускорившая шаг Ива. — И Тмуторокань не спасти…
— Я спасу! — упрямо процедила Васса. — Я знаю, как. Во имя Якова. Во имя моих родных…
Теперь они бежали.
Наперерез выскочил мертвяк — Васса сбила его огненной плетью, а Ива вдавила сапогом безволосую голову, оставив чудище дергаться и дотлевать в грязи. Ее кто-то схватил за ногу: из-под земли, выворачивая чешуйчатое тело, тянулся червь. Его круглый рот, усаженный зубами-иглами, походил на небесный разлом. Васса снова вскинула плеть, но под ногами поплыла земля, и девушка не удержалась, рухнула на колени, с ужасом наблюдая, как чешуйчатый хвост оборачивается вокруг Ивы.
Используешь плеть — заденешь полуденницу.
Ива еще боролась, но щеки ее стали из бледных пунцовыми, глаза закатились.
Вспомнив о лучевой пищали, Васса выхватила ее. Как же стрелять? Пальцы лихорадочно шарили на гладкой рукояти, нащупали кнопку. Нажала — из раструба вырвался луч — бесшумный, тонкий. Коснувшись червеобразного тела, пропал. Зато чешуя рассыпалась прахом и червь, разрубленный лучом надвое, опал к ногам Ивы бездыханной тушей.
Васса спихнула останки сапогом. Тяжело дыша, Ива поднялась на ноги, откинула со лба крашеную прядь.
— Спасибо, сестра, — прохрипела. — В какой раз спасаешь…
— И надо спасти многих других, пока не поздно, — ответила Васса. — Отдышалась?
Вместо ответа Ива бросилась вперед, прихрамывая, но стараясь держать шаг.
В тереме так же темно и пусто. На всякий случай, Васса вернула Иве
Наперерез им ринулся огонек.
— Хват, ты?
Васса едва успела отвести руку с пищалью, чтобы не выстрелить в оморочня. Тот радостно заплясал у лица, повел в глубину, к застывшей громаде челна.
— Где княжич? Сбежал?
Хват неопределенно замигал и на полном ходу влетел в распахнутую дверцу.
Васса последовала за ним.
Ива колебалась.
— Что же ты?
Полуденница оглянулась через плечо, вздохнула тоскливо.
— Всю жизнь прожила тут, — сказала она. — Всю жизнь стерегла Китеж от врагов, а теперь и сделать ничего не могу. Погиб Китеж. И мы погибнем, если останемся. Уходить надобно, а боязно. А ну, как не поднимем?
Хват заметался вправо-влево, словно говорил «Нет, нет!»
— Поднимем, — уверенно бросила Васса. — Я теперь ничего не боюсь. Я со смертью знаюсь, лекарскому искусству обучена, в огне едва не сгорела. Нешто до хрустального терема не доберусь?
Она засмеялась, и смех вышел натужным, страшным. Тряхнув головой, Васса проследовала за Хватом. Ива опасливо потянулась за ними и вздрогнула, когда за спиной с грохотом захлопнулась дверь.
— Лучину бы, — произнесла в темноте.
Вместо ответа Хват подлетел куда-то ввысь, и в тот же миг внутренности челна озарились блеклыми сполохами: то тут, то там вспыхивали огоньки и тянулись пунктирной линией выше человеческого роста. Запрокинув голову, Васса с изумлением осматривала железные листы, испещренные диковинными символами, переплетение шнуров, зеркальные скорлупки да трубки.
— Как поднять, Хват? — спросила она.
Вслед за оморочнем прошла по гулкому полу: каждый шаг отдавался эхом. Не было ни рулевого колеса, ни парусов — зато были рычаги, как у самоходки, да круглые отметины на железной пластине. Хват метнулся к одному рычагу, к другому, коснулся одной из отметин, выкрашенной в зеленый. Васса коснулась ее пальцем, и где-то в глубине челнока загудело, завибрировало. Пахнуло горелым — но тут же прошло.
Васса потянула рычаг.
Гудение усилилось, отзываясь в каждой косточке. Показалось, что волосы на голове поднялись и зашевелились сами по себе. Но страх и тут не пришел. По подсказке Хвата Васса ткнула в другие отметины, потянула второй рычаг, и тотчас почувствовала, как пол качнулся, а на плечи словно навесили набитый песком мешок: тяжесть пригибала к полу, не давала вздохнуть.
— Держись! — крикнула Иве.
Та ухватилась за свисающие с потолка шнуры.
Дрожа и качаясь, летучий корабль поднимался в воздух.
Послышался треск ломаемых потолочных перекрытий. Взламывая крышу, челнок поднимался выше, все выше.
— Одним бы глазком поглядеть! — вздохнула Ива.
Ее зубы цокали, от этого слова едва различались, смешиваясь с гулом и грохотом там, внизу.
Хват ринулся вбок.
Лязгнули и откинулись петли, открывая неровное оконце. В него, точно в волшебном зеркальце, виднелся оставленный Китеж.