Летающий сейд
Шрифт:
– На такой объем и двух каникул не хватит, – крикнули с последней парты.
– Это как читать, – возразили на первой.
– Эх вы, – строго покачала головой Наталья Сергеевна. – Ну раз так… Начнете и, поверьте, втянетесь. У кого какие впечатления от «Мастера и Маргариты»?
Взметнулся лес рук. Директриса улыбнулась.
– Так, давайте по порядку. Первым будет…
Урок пролетел незаметно. Многие хотели высказаться, но прозвенел звонок.
– А теперь идем к Чёрной Стеле, – объявила Наташа. – Мальчики, не забудьте взять коробку с цветами. Каратаева, задержись на минутку.
Одноклассники
– Я видела, что Тойво занял ваше место, но ты не обижайся. Лучше завтра после уроков покажи ему школу.
– А правда, что он ваш родственник? – осмелилась спросить Настя.
– Внучатый племянник.
– А откуда он приехал?
– Из Бёрге.
– А что с его родителями? – встряла Светка.
Наталья Сергеевна понизила голос.
– Выходили в море на лодке. Шторм их потопил. Тойво теперь со мной.
К полудню ученики старших классов собрались на первом этаже. Директриса сделала знак. Все устремились за ней на школьный двор и зашагали в сторону Администрации. Среди несущих коробку Настя разглядела желтые патлы Тойво. Он шел позади Наташи. И, кажется, впервые за целый день выдал что-то наподобие улыбки.
Улица Ленинского Комсомола живет обычной жизнью. Жены офицеров торопятся до обеда мужей закончить дела – купить продукты, отстоять очередь в банке, получить посылку на почте, выгулять собаку. В предобеденной суете и не замечают они, как медленно и печально золотеют карликовые березы, как шуршат, будто шепчут опавшие листья на брусчатых тротуарах. На площадь у Дома офицеров один за другим выходят из оранжевого вахтового автобуса подводники в черной форме. В окнах семейного кафетерия Овчинниковых по случаю траурного дня алеют гвоздики. С балконов пятиэтажек за приближающимся шествием наблюдают женщины с маленькими детьми. У многих фотографии в траурных ленточках.
Новенькая однокупольная деревянная церковь, мимо которой лежит путь к Чёрной Стеле, стоит на самом высоком месте городка – на сопке. В трещинах камней белеет сухой ягель. Вершина сопки густо поросла тощей рябиной и кривыми кустами можжевельника.
На площади у памятника возбужденно суетятся местные телевизионщики. Репортаж ведёт отец Кати Кузнецовой. Оркестр Дома офицеров исполняет траурный марш. Гремят литавры, сверкают в лучах сентябрьского солнца трубы и флейты. Тут же в своем неизменном ярко-красном пуховике бегает радиожурналист Володя Тетерин. Всего год как приехал, а голос его для горожан сделался уже родным.
Со стороны улицы Колышкина приближается вторая школа, со стороны улицы Мира – колонна новой, получившей номер три. На временную трибуну уже поднялся глава Администрации. Гражданский костюм сидит на нем неловко. Серебряным ежом блестит армейская стрижка.
– Сегодня мы собрались почтить память мужей и родителей многих из вас…
Микрофон зафонил до рези в ушах. Траурная музыка смолкла, словно осеклась. Белый баклан с желтыми глазами и красным клювом, воплем разрезая душный сентябрьский воздух, пролетел над сопкой, опустился на вершину корявой рябины, снова взмахнул крыльями, покружил над памятником и уселся на гранитной ступеньке перед Стелой.
– Да чтоб тебя, – высказал мэр свое неодобрение микрофону, краснея лицом.
Микрофон тут же перестал свистеть и разнес его слова по всей площади.
Отец Кати, командуя оператору бежать быстрее, бросился вдогонку за приезжим. Настиг его у трибуны. Глава Администрации тем временем давал интервью Володе Тетерину. Радиожурналист улыбался мэру обаятельной мальчишеской улыбкой. Невысокий, худенький, стильно остриженный… Издалека он казался подростком.
Новый директор разделался с вопросами телевидения быстро. Направился в сторону, где стояли учителя школы номер три, среди которых было много знакомых Насте лиц.
– Ну и симпатяга! – прошептала Светка. – Нужно подробно расспросить Катюху, откуда он такой взялся.
– А почему ты думаешь, что Катя знает? – насторожилась Настя.
– Ну так кто-нибудь в её новом классе знает обязательно. Странный он… странный. Но и Красавчик… Загляденье… И молодой. Ему лет двадцать пять?
– Не меньше тридцати.
Настя вгляделась в нового директора. Профиль – хоть на монету или медаль. Чёрная шевелюра, зачесанная ото лба, блестит как полированная. Приезжий повернулся и посмотрел в их сторону.
Ну надо же! Ресницы как у девушки!
– А что это он в чёрном костюме, белой рубашке и чёрном галстуке? Прям агент ФБР….
– Свет, все, молчи, наши идут.
Мальчики, среди них Тойво и Петухов, поставили коробку и начали вынимать из неё живые цветы. Траурные венки почти скрылись под пышными букетами. Наташа дождалась, пока они закончат и сделала то, что делала всегда. Опустила руку, странно извернула кисть и будто из воздуха взяла пышную жёлтую ветку горного золотарника.
– Я видела похожее растение в Лапландском заповеднике, – тихонько шепнула Катя.
Золотарник самым необычным образом появлялся в руках Наташи в момент возложения. А когда всё заканчивалось – куда-то пропадал. Каждый год Настя с подружками подходили к Чёрной Стеле, чтобы рассмотреть цветок поближе, но вместо подношения Наташи – видели на мраморе только немного воды и почему-то след от форменного флотского ботинка.
К белому баклану присоединились чёрные хохлатые птицы. Казалось, они тоже наблюдают за церемонией. Военный оркестр собирал инструменты, официальные лица покидали временную трибуну и рассаживались по служебным «Волгам». Очнувшиеся ученики гурьбой ринулись на параллельные улицы.
Кафе Овчинниковых располагалось на первом этаже пятиэтажки и окнами выходило на улицу Ленинского Комсомола. Просторный зал был полон. Многие столики, накрытые весёлыми клеёнчатыми скатерками, занимали женщины с маленькими детьми. Пару дальних – Настины знакомые из второй школы, еще какие-то подростки. Шумные мичманы сидели у самого большого окна. Домашнего уюта добавляли накрахмаленные салфетки, стоявшие веером на каждом столике, узорчатый тюль на окнах и хрупкие маленькие вазы с гвоздиками.