Летающий сейд
Шрифт:
На полянке воцарилась стеклянная, настороженная тишина.
– Исторические байки, – хохотнул Петухов. – Хотите реальную страшилку?
– Ну, давай, – ничуть не смутился Красавчик.
– Ладно, – Петухов расправил плечи. – Все знают, что у нас во многих семьях погибли подводники. Так вот, от штабных я слышал, что по осени эти самые моряки выходят на берег и бредут далеко на сушу.
– Допустим, – согласился Красавчик. – Только зачем им это?
– У подводников нет могил, они хотят земли и специально ищут места, где был оползень. Мы как раз идем к такой сопке! Один склон у нее съехал, повалил деревья, у подножия груда
У Красавчика загорелись глаза:
– Обязательно все осмотрим. А теперь: слышал ли кто-нибудь стенание моря? Как поют льды?
– Что это такое? – спросил Петухов.
– Льды поют, и это не выдумка. Феномен случается осенней порой и ровно в полночь. И по преданиям саамов не всякому дано это слышать. За морем на полуночнике живет хозяин, великий Старец, образом Морж. Повернется он на дне с боку на бок и стенают льды, и скрипят. Чтобы знали: Старик живой! И это великий Морж посылает саамам косяки сельди, и трески, и пикши, он подгоняет и палтуса, и камбалу. Это он гонит в реки красную рыбу, приводит морского зверя: тюленя и нерпу. Выбрасывает на сушу жирных китов. Великий Морж опускает тьму полуночную, чтобы отдохнули: и зверь, и рыба, и человек. Это он гонит ветры, грозовые тучи, топит корабли и дает шаманам власть над водой.
Опять наступила тишина. Чуть слышный шорох… Широко распахнув крылья, не торопясь, пролетел баклан. Большой, белый, с жёлтыми глазами. Покружил и опустился на каменистую вершину, от которой тянулась расщелина. Насте показалось, что именно эту птицу она видела у Чёрной Стелы. Дрожащими пальцами она вцепилась в локоть Петухова, а он в ответ улыбнулся улыбкой защитника.
– Так, – подытожил Красавчик. – Темнеет. Дальше идти небезопасно. Ставим палатки. Каратаева и Петухов идут за дровами.
Уже смеркалось, а Настины наручные часы показывали только пять. Низкое небо тяжело давило слоистыми облаками. Петухов водил фонариком вдоль глубокой трещины в скале. В темноте неясно проступали островки низкорослых северных березок, большие комковатые камни. В кружке света блеснул ручеёк.
Взобравшись на сухую полянку, Настя и Петухов присели на бледную хрусткую подстилку изо мха.
– Настюх, я тут подумал…, – пробормотал Петухов. – А давай дружить?
– Мы и так дружим, – пожала плечами Настя.
– Не, – Петухов погладил Настину руку. – По-взрослому.
– А как это?
– Сейчас покажу.
Петухов неловко обнял Настю. Его горячие губы ткнулись в шею, в щеку, и, наконец, добрались до рта. Поцелуй вышел кривоватый и мокрый. Настя отстранилась, прошептала:
– Не сегодня…
Ей нравился Петухов, но она считала его просто другом, весёлым, обаятельным. На прогулках он всегда о чём-нибудь оживленно рассказывал. Шагал легко, лихо, на автомате выбирая дорогу, никогда не путался ногами в поваленных стволах, кустарниках. Редко брал с собой зонт, шапку, для него будто не существовало дождя и снега. Настя привыкла списывать у Петухова контроши по алгебре и физике, забегала к нему домой позаниматься, если он пропускал уроки в школе. Ни о чём серьезном она и не думала. Хоть Светка и считала их «парой».
– Да ладно Настюх! – Петухов заглянул Насте в глаза. – Ну чем я плох? И мы уже не дети, в конце концов.
– Но я ещё к такому не готова…, – пробормотала Настя.
– Оглянись, какая красота вокруг! И тишина. Давай
Настя молча покачала головой. Петухов поцеловал Настю в затылок, прошептал невнятные слова, какие обычно говорят парни девчонкам в молодежных сериалах.
Вдруг над их головами послышался какой-то низкий рокот. Невдалеке будто из-под земли разлился странный мертвенный свет. Скрюченные березки на мгновение стали похожи на белые лампочки накаливания. Снова упал мрак, только перед глазами Насти плясали радужные пятна и изломанные гротескные тени. Полянка будто качнулась. Камни в бледных наростах казались зыбкими, нереальными. Лежалые, давно опавшие березовые листья зашуршали, будто в них возились мелкие зверьки. Настя, затаив дыхание, высвободилась из некрепких объятий Петухова. Нетвердо встала на ноги, побрела, сама не зная куда.
Петухов нагнал её, приобнял.
– Ну, Настюх. Подожди… Чего ты испугалась?
– Рокот и вспышка? Что это было? – Настя прислушалась.
– Все норм, – успокоил Петухов. – Тут недалеко аэродром части противовоздушной обороны.
– Ну и местечко для привала вы с Красавчиком выбрали, – буркнула Настя.
– Ты про мертвых подводников? Так это выдумки. Давай дровами займемся. А то решат, что мы потерялись.
– Впервые за вечер отличная идея, – поддержала Настя.
Петухов вернулся на полянку, подобрал топорик. Полез в можжевельник, затюкал, захрустел. Куча хвороста на моховой подстилке росла. Вскоре Петухов разогнулся и потер затекшую спину.
– Настюх, ты бери вот эту охапку, тащи к привалу. А я посижу чуток и нарублю дров потолще. Фонарик возьми.
– А ты как?
– В кармане запасной, – заверил Петухов и присел на камень.
Настя повесила фонарь на шею, сгребла хворост и по еле различимой дорожке понесла дрова к палаткам. Ей казалось, что они с Петуховым ушли недалеко, но обратный путь оказался каким-то длинным. То ли ветки и сучья слишком тяжелые и царапучие, то ли идти одной в темноте не по себе. Несколько раз Настя останавливалась. Никакого рокота, мертвенного света, никаких шорохов в опавшей листве.
Все сидели у костра тесным кружком. Белесый дым вместе с искрами поднимался и уплывал вбок за каменную стенку. Пляшущее пламя смутно озаряло лица. У Красавчика оно выразительное – чёрные волосы над высоким лбом, чётко очерченные брови над мерцающими глазами в девичьих ресницах.
Настя бросила свою ношу и села на камень возле палатки. Светка тут же накинулась с расспросами:
– А Петухов где?
– Чуть позже будет.
– Перешёл границы? Ты сбежала? – тихо хохотнула Светка.
– Да брось, – отмахнулась Настя.
– Не торопись говорить «да» Петухову, подруга. Ты из тех, кто может выбирать мальчиков, как платья.
– Ага. Скорее это Катя.
– Вот тут ты права, – вздохнула Светка. – Красавчик глаз с неё не сводит.
– Да ладно, – прошептала Настя. – Тебе кажется.
– Хотите анекдот? – предложил Красавчик.
Послышалось нестройное «да».
– Ну так слушайте. Директор музея посмотрел смету, которую принес старший научный сотрудник и, вздохнув, сказал: «Почему только археологи требуют такое большое финансирование? Математики просят лишь деньги на бумагу, карандаши и ластики». И, подумав, добавил: «А философы ещё лучше, им даже ластики не нужны!».