Летим на разведку
Шрифт:
– Командир! На две тысячи ниже идут нашим курсом с набором высоты две пары "мессеров"!
– Взять курс в сторону солнца! - подал Ермолаеву команду Лашин и быстро перезарядил свой пулемет.
– Встречать "мессеров" огнем! - распорядился Ермолаев, выполняя команду Лашина.
Солнце стало союзником, прикрыло своими лучами самолет. Проходят напряженные минуты. Хабаров и Лашин у своих пулеметов; Ермолаев держит полный газ.
– Где истребители? Вы видите их? - спрашивает он у экипажа.
–
Вскоре истребители исчезли. Теперь нужно позаботиться о правом моторе. Его металлический стук не дает покоя всему экипажу. Из мотора выбило много масла. Температура масла и воды повысилась настолько, что стрелки приборов зашли далеко за красную запретную черту, а манометр давления масла показывает нуль. Юрий понимает: медлить нельзя! Сейчас решение может быть одно: выключить правый мотор. В противном случае его заклинит или он загорится.
– Даю мотору по лапкам! - говорит он с иронией.
Вдвоем с Лашиным они оценивают обстановку: до линии фронта более ста, до своего аэродрома около двухсот пятидесяти километров. Много! Дальнейший полет возможен только со снижением.
– Дотянуть до своей территории хватит высоты? - спрашивает Лашин у Ермолаева.
– Хватит. До своей территории хватит. А там посмотрим, - отвечает тот и смотрит на большую стрелку высотомера, которая ползет по кругу, показывая снижение.
– Чтобы не встретиться с "мессерами" вновь, выходи на Азовское море. Там спокойнее, - говорит Лашин.
– Понял.
Юрий держит наивыгоднейшую скорость полета на одном моторе. Уже потеряно две с половиной тысячи метров высоты, а пролетели немного. Все время он и Лашин контролируют работу "здорового" мотора по показаниям приборов. Юрий старается не перегреть его.
– Единственная надежда! - говорит он, глядя на левый мотор.
– Выдержит? Ведь ему работать на максимальном режиме еще час? - спросил штурман.
– Выдержит. Должен выдержать!
Юрий попробовал снизить режим, но высота!.. Она стала падать катастрофически быстро. Скрепя сердце Юрий снова дал сектор газа вперед до отказа.
– Друзья, как наши дела? - спрашивает Хабаров. - Я сижу в этой каталажке и вижу запачканные маслом мотор и шайбу.
– Нормально, Сережа, нормально. Тяну потихоньку... Тише едешь - дальше будешь, - отвечает Ермолаев, называя стрелка-радиста по имени, которое тот сам себе дал в память о погибшем товарище.
– От того места, куда едешь...
– Юра, как-то не по себе, когда одна "палка" остановлена.
– А ты бы хотел, чтобы и вторая остановилась?
– Да нет, не дай бог - внизу фашисты. Сегодня ты сдаешь экзамен на боевую зрелость. Знай это!
– Знаю. В полную силу стараюсь не опозорить авиацию и вас, сталинградцев. Надо хорошенько смотреть за
– Смотрю! За это будь спокоен. Появятся "мессы" - спуску не дам. А ты, Ермолайчик, тяни потихоньку.
– Тяну!
– Михаил, сколько километров осталось до линии фронта? Это справа, за морем, Ейск?
– Мало осталось: тридцать километров, - занижает цифру Лашин. - Да, за морем Ейск. А точнее - за Таганрогским заливом. Спой нам, Хабаров, что-нибудь!
– Ты все шутишь?
– А почему бы мне не пошутить? Летчик у меня мировой, домой доставит знаю точно!
На высоте две тысячи шестьсот метров пройдена линия фронта. Над своей территорией стало как-то сразу веселее. Но показания приборов совсем никуда не годятся. Температура воздуха у земли высокая - начал сильно греться работающий мотор. Стрелки приборов температуры воды и масла наползают на красную, запретную черту. Того и гляди, откажет второй мотор. Ермолаев сбавил немного газ. Высота падает быстрее, но и аэродром все ближе и ближе. Плотность воздуха у земли высокая - для полета хорошо, но левый мотор так нагрелся, что стал совсем плохо тянуть. Лашин смотрит за показаниями приборов и через каждые две минуты говорит Ермолаеву расстояние до аэродрома Мечетный.
– Шесть километров осталось. Доверни вправо двадцать градусов, чтобы садиться с ходу! - говорит он.
– Хорошо. Доворачиваю. Шасси выпускать по моей команде!
– Понял.
Высота двести метров. С этой небольшой высоты видны на аэродроме капониры, самолеты, землянки. Видно посадочное "Т". Юрий, довернув вправо, старается сесть с ходу.
– Выпустить шасси! - дает он команду Лашину.
– Выпускаю... Смотри хорошенько, Юра, - говорит Лашин и ставит рукоятку шасси на "выпущено".
Из-за сопротивления выпущенного шасси стала резко падать высота, которая и так очень мала.
– Не хватает высоты! Включаю правый мотор! - громко крикнул Ермолаев.
Включено зажигание. Из выхлопных патрубков правого мотора вырвался сноп искр, а затем с выстрелами - пламя. Резкая тряска - и мотор неуравновешенно заработал.
– Хорошо, хорошо! Посадочные щитки выпускать некогда!
– Добира-аю! - громко тянет Ермолаев и производит с недолетом метров двести отличную посадку.
– Дома, братцы! Дома! Чего еще лучшего желать? - послышался восторженный голос Хабарова.
Срулив самолет с посадочной полосы влево, Ермолаев остановил его и выключил моторы.
Катит "санитарка", бегут техники, летчики и все, кому просто интересно поглазеть, - знакомая авиационная картина.
Не успел экипаж покинуть кабину, как техники уже сняли нижний капот правого мотора. На траву течет горячее масло. В левой части картера видна пробоина. Из нее торчит шатун и выходит слабый, похожий на пар, дымок.