Летим в Лас-Вегас!

Джонс Белинда

– Знаете, – вступает Кристиан, надеясь предотвратить папино словоизвержение, – у меня в Лас-Вегасе> дядя, может быть, он сможет вам помочь.

– Богатый? – немедленно спрашивает Иззи.

– Точно не знаю, но, кажется, он вполне обеспечен. У него большой сувенирный магазин и много сотрудников. Может быть, возьмет вас к себе на работу – он все время ищет новых девушек.

– Женат?

– Иззи! – восклицаю я.

– Точно сказать не могу, – чуть смущается Кристиан. – Сейчас ему около пятидесяти, так что, наверно…

– Нам обязательно

надо сейчас о нем говорить? – вмешивается Надин, умоляюще глядя на маму.

– Я просто подумала, – замечает Иззи (воплощенная невинность!), – раз уж мы все собрались вместе, почему бы не выпить не только за новую жизнь Надин и Си Джея, но и за наше с Джейми новое начало?

– Какого еще Си Джея? – не понимает папа.

– Э-э… Кристиана. За новую жизнь Надин и Кристиана, – поправляю я.

– Иззи, ты совершенно права, – подытоживает мама и скрывается на кухне.

Иззи продолжает дразнить папу, но я не прислушиваюсь к ее шуточкам, потому что слева от меня Надин шипит Кристиану:

– Прекрати наконец пялиться на Джейми!

– Надин, я сижу напротив нее, – вздыхает он. – Куда же мне еще смотреть? И потом, она совсем не такая, как ты описывала. Для меня это неожиданность, вот и все. «Не для тебя одного», – думаю я.

Появляется мама с заветной бутылкой «Вдовы Клико».

– Я берегла ее как раз для такого случая!

– Анна! – ахает папа.

Мама отвечает ему твердым взглядом.

– Что, Айвен?

– Э-э… Ничего. Пойду принесу бокалы.

ГЛАВА 9

Теперь понимаю, что имел в виду Дин Мартин, когда говорил о «похмелье, от которого даже волосы болят»! Дрожащей рукой нащупываю на тумбочке полупустой стакан и делаю глоток.

– Ф-фу! – кривлюсь я. Тепловатая водка с клюквой. Ну и дрянь!

Однако несколько глотков этой дряни приводят меня в чувство. А воспоминание о том, где я и почему, окончательно прогоняет дурноту. Я вскакиваю и распахиваю занавески навстречу бьющему в глаза солнечному свету. Первое утро в Лас-Вегасе – ура!

Улица сбросила вечернее платье и облачилась в повседневный деловой костюм. Роскоши поубавилось, однако по-прежнему есть на что посмотреть – одни небоскребы-переростки и разлапистые пальмы чего стоят! Вдалеке виднеются ржавые силуэты гор. Но доминирует в панораме, конечно, бескрайнее синее небо. Меня переполняет оптимизм. Вчерашние рыдания забыты, впервые за много лет я проснулась бодрой и готовой к подвигам. Может быть, я излечилась?

Опасаясь снова провалиться в скорбь над своим расквашенным сердцем, я поворачиваюсь и вглядываюсь в королевскую кровать Иззи. Не могу понять: один человек ворочается под одеялом или двое?

Из-под одеяла выныривает встрепанная голова. Одна.

– Сколько времени? – хрипит Иззи.

– Девять сорок восемь, – улыбаюсь я. – Совсем не плохо – нас ведь предупреждали, что из-за временной разницы мы будем просыпаться в четыре утра.

– Так я заснула только в пять! – отвечает Иззи, тщетно стараясь принять вертикальное

положение.

– Да ну? Давай подробности!

– Воды! – сипит она.

Я приношу из ванной два пластиковых стаканчика и усаживаюсь на кровать. Обожаю утренние истории Иззи! Несмотря на то, что кончаются они всегда одинаково. А может быть, и благодаря этому. Моя серая жизнь остается на заднем плане: бульварные историйки Иззи так захватывают, что о моих ночных приключениях (точнее, их отсутствии) мы обе уже и не вспоминаем.

Вчера я так и не сбежала из «Дезерт Инн». Очень хотелось, верно: но не могла же я бросить Иззи на растерзание трем чудовищам – Усатому, Носатому и Волосатому!

В бар вернулась как раз «вовремя» – успела засечь спину уходящего со сцены Малыша Креола. Пока меня не было, Иззи успела взять своего мохнатика на поводок и теперь охотно направила стопы в сторону «Цирка». За нами потащился и Усач. Носач остался – решил испробовать свои чары на официантке.

По дороге домой я умирала от тоски, знакомой по бесчисленным возвращениям домой в компании Иззи и двоих парней. Все как обычно: Иззи виснет на своем избраннике, а мы с его отвергнутым товарищем тащимся позади, изо всех сил стараясь не показывать, как нас тошнит от воркования «влюбленных».

В редких случаях, когда ситуация обратная, Иззи не теряет времени даром: она принимается обольщать отвергнутого дружка – и неизменно преуспевает. Помню, как однажды мы привели к себе двоих парней и разошлись по своим половинам – по гостю на гостиную. На следующий день Иззи принялась пытать меня на предмет: «как он в постели». Я, зевая, поведала, что мы всю ночь говорили о литературе. Иззи была возмущена до глубины души.

– Подумать только! Я-то до рассвета трахалась с его жирным приятелем – из одной гуманности, чтобы бедняга не чувствовал себя обиженным!

– Что, очень противно было? – посочувствовала я.

– Да ничего, выжила, как видишь. Закрыла глаза и думала о Филе Коллинзе.

Необычная сексуальная фантазия, верно? Но, как я уже упоминала, у Иззи нестандартные вкусы.

Вот и теперь я сообщаю Иззи, что распрощалась с Усачом на пороге гостиницы, получила на прощание липкий, пропахший ликером поцелуй, рухнула в постель и во сне качалась на лиане среди «Кокосов» в разноцветных пиджаках.

Иззи в ответ делится со мной впечатлениями от англофильских вкусов Митчелла.

– Похоже, Британская империя – его фетиш, – морщится она. – Все время возмущался, что я не говорю, как в учебнике. По его мнению, например, настоящая англичанка вместо «можно» должна сказать «разрешаю». Хотя, должна тебе сказать, не особо-то он спрашивал разрешения…

– Подробности давай! – требую я.

– Ох, сил нет! – стонет Иззи, откидываясь на подушки. – Он все равно вне конкурса. Его самолет в шесть утра улетел в Джорджию, так что мы его больше не увидим. – А ты хотела бы?

– Ну, вообще он довольно милый. Пушистый такой… Если закрыть глаза, кажется, что тискаешься с Чубаккой.