Летнее королевство

Брэдшоу Джиллиан

Я встал. Голова все еще болела, но уже не так сильно. Я осторожно потрогал рукой затылок — там нашлась большая шишка с запекшейся кровью. Прикосновение к ней отозвалось во всем теле вспышкой боли. Над большой шишкой располагалась шишка поменьше — ага, это я сам приложился об пол после удара Руауна. А большая — это Медро, если, конечно, он самолично врезал мне по голове. Моя сестра Морфуд всегда говорила, что у меня крепкий череп. Ну что же, это мне на руку, ведь лечить меня некому. А вот как себя чувствует голова Медро после удара поленом?

В

кустах затрещало. Я схватился за нож и попятился в тень. Но это оказалась Эйвлин. Пони она вела в поводу. Я вздохнул с облегчением и вышел на открытое место.

— Ты напугала меня! Я проснулся, а тебя нет.

— Не собиралась я тебя пугать. — Она смахнула прядь волос, упавшую на глаза. Разительная перемена! А всего-то надо было умыться, поправить волосы и добавить на платье веточку боярышника! Выглядела Эйвлин прекрасно. — Я водила пони напоить.

— Эй, я тоже умираю от жажды.

— Авось не умрешь. Тут прямо под холмом есть ручей. Пойдем, я промою тебе рану на голове.

Я сделал пару нерешительных шагов вперед. Эйвлин протянула мне руку. Сначала я привязал пони к дереву, а потом уже, рука об руку, мы направились к ручью.

— Ты здорово выглядишь, — сказала я, вспомнив, как нравилось моей сестре, когда ее хвалили.

— Правда? — немножко кокетливо отозвалась Эйвлин. Наверное, в переводе это должно было означать: «Ах, ты заметил?»

— Точно! — уверил я ее.

Эйвлин улыбнулась и поправила цветок боярышника на платье.

Горный ручей шустро бежал по каменистому дну. От холодной воды ломило зубы. После того, как я напился, Эйвлин осторожно промыла мне рану на голове. Я чуть не потерял сознание от боли, но постепенно отдышался. Мы еще посидели несколько минут, глядя на воду и слушая, как она плещется на перекатах. Эйвлин вздохнула и прислонилась ко мне. — Хороший вечер для смерти, — задумчиво произнесла она. — Знаешь, я почти счастлива. Наконец-то я далеко от этой ведьмы. И место такое красивое…

— Опять ты о смерти! Я же сказал, что ты не умрешь!

Она с грустью посмотрела на меня и пристроилась у меня на плече поудобнее.

— Ты не умрешь, — с досадой повторил я. — С какой стати?

— Так сказала моя хозяйка. — Она снова села прямо. А я подумал, что лучше бы она не меняла позу.

— Между прочим, она и мне грозилась смертью, — немножко сварливо напомнил я, — но ты, кажется, не думаешь, что я собрался умирать.

— Так то ты. Ты же целый час сопротивлялся ее заклинаниям. Она-то думала, что легко с тобой управится, а в конце концов так умоталась, что мы сумели сбежать.

— Ну, вот видишь! Может, они не такие уж и сильные, эти ее заклинания?

— Нет, Рис, я видела… — Она помолчала, а потом тихо продолжила: — Я же тебе говорила, что проклята с рождения, а потом я долго служила ей. Для нее убить меня проще простого. У меня-то никакой магии нет. Нечем защищаться. Не то, что ты... Я не сразу понял, что она имеет в виду.

— Если ты про Христа, это

же вопрос веры. И у тебя будет защита, если ты поверишь. В любом монастыре, который нам попадется на пути, да просто у любого отшельника, ты можешь креститься. И получишь точно такую же защиту, как и у меня. Может, тогда, наконец, перестанешь твердить о смерти.

— Креститься? Это как?

— Ну, это… — Я вспомнил свои предыдущие попытки объяснить ей суть христианства. — Это такое волшебство, которое освобождает человека от всяких проклятий. Вот.

— Это сложное заклинание? — Эйвлин, похоже, очень заинтересовалась. — А ты не можешь это сделать? Много крови надо?

— Не надо никакой крови, — отмахнулся я. — Наверное, и я мог бы… Но все-таки лучше, если таинство проведет священник.

— Это ваш христианский друид?

— Нет, священник… неважно. Но никакой крови! Все, что нужно, — это поверить во Христа — я тебе рассказывал о Нем, помнишь? А потом священник просто польет тебе на голову воду, и всё.

— Ну, какое же это волшебство?

— Да не волшебство вовсе! Никаких заклинаний. Это, ну, символ такой. Вода означает, что все проклятия смыты. Меня крестили еще во младенчестве. Мама говорила, что я орал, но сам-то я не помню, конечно. А потом я видел, как крестили моих двоюродных и троюродных братьев.

Эйвлин вздохнула и убрала прядь волос с лица.

— Не понимаю, как это поможет мне защититься от моей госпожи. Но если ты считаешь, что это сильная магия, ладно, пусть оно так и будет.

Я подумал о леди Моргаузе и, несмотря на хорошо выученный катехизис, не смог ответить, насколько Эйвлин права, что так ее боится. Таинства — это ведь не магические заклинания. Конечно, они очень важны для ее души, но смогут ли защитить тело от темной магии Моргаузы? Тем не менее, я как можно тверже сказал Эйвлин:

— Это очень сильная магия, особенно против магии твоей госпожи. Ты не умрешь!

Эйвлин с надеждой посмотрела на меня, затем вздохнула и встала, отряхивая юбку.

— Ну, может, ты и прав. Все равно нам надо уходить. Пойдем искать твоего священника. Поздно уже.

Я с неохотой встал, и мы пошли туда, где привязали нашего пони. Он успел выесть вокруг себя приличный круг травы и, похоже, был не против задержаться здесь еще на некоторое время.

— Теперь ты поедешь на пони, а я пойду своими ногами, — сказал я Эйвлин. — Я уже вполне могу ходить.

— Ходить он может! — презрительно воскликнула она. — Это с такой-то шишкой на голове? Нет уж, поедешь, как миленький, и будешь ехать, пока голова не заживет.

Я попробовал возражать, но она меня и слушать не стала. А голова и в самом деле болела, хотя мы прошли всего несколько шагов. А если в гору, то становилось совсем невмоготу. Зато есть не хотелось нисколько, хотя ел я в последний раз накануне утром. Но ведь Эйвлин, наверное, голодна? Да и ходила она больше, чем я. Хорошо бы добыть какой-нибудь еды для нее.