Летнее Солнцестояние
Шрифт:
Но не только желание найти черемшу выгнало ее из родной норы. Вот уже несколько дней она испытывала странное недомогание — она чувствовала себя несчастной и обездоленной, ей чего-то хотелось, но чего — она не понимала... Ею владело странное беспокойство. Поход за черемшой мог отвлечь Ребекку от необъяснимой, неведомой прежде тоски, объявшей ее душу, мог развеять мучительное беспокойство. В одну из ночей над лесом прошел сильный ливень. Утром весь лес был окутан белой дымкой, поднимавшейся от земли. С кустов ежевики то и дело срывались тяжелые холодные капли...
Естественно, она не совсем понимала, что подразумевается под «белыми звездами», однако все остальное представлялось ей вполне осмысленным. «Ты узнаешь это место по аромату, — говорили ей. — Если только это можно назвать «ароматом». Все это утро она рыскала по краю луга, выискивая «аромат», который не был бы ароматом.
Она спускалась все ниже и ниже, пробираясь между папоротниками и стеблями высоких летних трав. Увидев неведомо откуда взявшийся куст дикой жимолости, оплетенный зарослями ежевики, она остановилась и принюхалась. Запахи сменяли друг друга — крапива, дубовая кора, муравьи, коровьи лепешки, нежный аромат грибов — все, что угодно, только не запах черемши.
Впрочем, день выдался просто на диво, а здешний лес казался совершенно безопасным. Через час-другой Ребекка обнаружила теплую сухую нору, в которой уже давно никто не жил, и, забравшись в нее, задремала.
Вскоре она проснулась и погрузилась в ту особую и приятнейшую летнюю задумчивость, когда мысли неспешны, но удивительно чисты и четки. Она слышала птичье пение и негромкое жужжание мух и пчел, летавших над лесной опушкой. Ребекка пыталась понять, почему некоторые части леса кажутся безопаснее других, при этом ощущение мира и покоя исходит там и от земли, и от растений, и от живых существ. Она пыталась говорить на эту тему с другими кротами, но те явно не понимали, о чем идет речь.
Однако в такой день, как этот, другие кроты ее не заботили, как не заботило и то, найдет ли она дикий чеснок,— впечатлений хватало и без этого.
Где-то неподалеку скакал с места на место нетерпеливый черный дрозд, то и дело шумно разрывавший листву в поисках червячков и личинок. Ребекка набрела на пыльный маленький муравейник и слизнула с него пару муравьишек. На вкус они оказались настолько отвратительны, что она тут же их выплюнула.
— Ох,— довольно протянула она,— если бы все было вкусным, тогда бы не было ничего вкусного...
В тот же миг она ощутила сильный характерный запах, который не казался ей ни приятным, ни неприятным, при этом он обладал явной притягательностью. Ребекка страшно обрадовалась своему открытию и пошла на этот запах.
Вскоре ей пришлось остановиться — она услышала тихое кротовье пение, доносившееся именно из-за тех кустов, к которым она и направлялась. Нельзя сказать, что у этой песни была определенная мелодия, и все-таки она была мелодичной; она не имела слов, но слова в ней были. И еще, при всей своей простоте и незатейливости она поражала своей красотой.
Находись Ребекка в любом другом месте, она, не раздумывая ни минуты, отступила бы назад, ведь на нее
Стоило Ребекке миновать их, как она увидела и певицу, и черемшу. Кротиха сидела возле зарослей высоких зеленых растений с длинными овальными листьями, клонившимися к земле. Судя по шерстке, она была совсем старой, глаза же ее светились таким счастьем, какого Ребекка отродясь не видывала. Время от времени она прерывала свою песню и принималась обнюхивать листья едва ли не с нежностью.
Присутствия Ребекки она, похоже, не замечала. Кротиха показалась Ребекке совсем малорослой, правда она могла казаться таковой на фоне окружавших ее высоких растений. Впрочем, в ее плечах и в плотном ладном теле чувствовалась особая сила, напомнившая Ребекке силу и крепость неброских, совершенно заурядных на вид корней дуба.
— Привет, милочка, — не оборачиваясь, приветствовала ее кротиха. — А я все думаю, когда же ты догадаешься подойти поближе, чтобы познакомиться со мною?
Ребекка хотела было шагнуть вперед, но старая кротиха подняла лапу, давая понять, что подойти к ней можно будет только после того, как она закончит заниматься черемшой.
— Постой пока там, где стоишь. Я хочу, чтобы черемша позволила мне взять у нее несколько листиков. Если ты подойдешь ко мне, дело пойдет куда медленнее.
Она пела еще некоторое время, то и дело касаясь стеблей стоявших перед нею растений и внимательно разглядывая их своими старыми глазами. Наконец она произнесла:
— Все в порядке. Еще немного, и они будут готовы.
После этого кротиха повернулась к Ребекке, которая никогда в жизни не видела таких добрых глаз и такой симпатичной мордочки.
— Так, значит, это и есть черемша? — воскликнула Ребекка, чувствуя, что она уже не в силах бороться с искушением подбежать к ближайшему растению и обнюхать его стебель и листья. Цветы черемши, которые к этому времени успели завять и подсохнуть, находились слишком высоко для того, чтобы она могла дотянуться до них, однако и снизу она чувствовала их сильный резкий запах. В тот же миг Ребекку поразило одно донельзя странное обстоятельство.
— Странное дело, — пробормотала она.— Чем дальше, тем они сильнее пахнут!
— Здесь нет ничего странного, — заметила кротиха, подойдя к Ребекке. — Так и должно быть. Если ты поймешь причину, ты овладеешь секретом, за который тебе будут благодарны многие и многие кроты.
Последняя фраза весьма озадачила Ребекку. Кротиха же тем временем спросила:
— И как же тебя зовут, милочка?
— Ребекка. Дочь Мандрейка.
— Мандрейка и Сары, верно? А меня, деточка, зовут Роза.
— Наконец-то! — воскликнула Ребекка. — Целительница Роза! Мне говорили, что вы знаете и о черемше, и обо всем прочем... Теперь и я смогу все это узнать!