Летний детектив для отличного отдыха

Устинова Татьяна

– Министр чего? – рассеянно спросил Плетнев, знавший всех министров до одного по именам, женам, адресам дач и любимым курортам.

– По-моему, по налогам и сборам, – сообщила Элли легко, и Плетнев дико на нее взглянул. – Очень милый человек, между прочим. С чувством юмора, и умница. Папа его очень любил.

Блаженная, подумал Плетнев с наслаждением. Конечно, блаженная, а как же иначе?..

– Что такое имеретинский обед?

– Мама вам пообещала обед?!

– А что вы так всполошились?

– Боже мой, вы не понимаете! Вы удостоились небывалой

чести! – Тут она подскочила к нему, зачем-то схватила за руку и потрясла, как будто поздравила его. – После папиной смерти… В общем, сейчас она почти не готовит, а раньше каждый день! Ей трудно, у нее воспоминания. Только для учеников, и то не для всех!.. И ее еще требуется уговорить. Это ритуал. Сначала нужно вовремя подъехать. Потом немного поныть. Потом еще немного поныть. Потом выслушать все ее причитания, что готовить здесь абсолютно не из чего и придется опять звонить бабушке в Кутаиси, чтобы она все прислала, а бабушке тяжело ходить на базар и к соседям, потому что ей уже восемьдесят!.. Потом придется встречать знакомых, которые летят и везут все, что бабушка собрала. Бывает, что везут незнакомые. Это корзины, прорва корзин и тюков! От них так пахнет, что все вокруг плачут от счастья и зависти! И всегда летит отдельный погребец с вином, что за обед без вина? Потом мама начинает готовить, и от этого можно сойти с ума, а лучше сразу умереть. Правда. Вот что такое имеретинский обед!..

Скосив глаза, Алексей Александрович посмотрел на свою руку, которую она так и не отпустила.

Солнце добралось и до него, и теперь ему стало так жарко, что по спине потекло.

– Что вы так смотрите? Имеретия – это Западная Грузия, как раз где Кутаиси. Там совершенно особенная кухня. Именно туда шел Язон с аргонавтами, и там было золотое руно. Но раз уж мама пообещала вам обед, вы все поймете. В первый раз сама пообещала!..

У Плетнева в голове все перемешалось – бабушка, аргонавты, налоговый министр – очень милый человек, обед, ученики. От всего этого можно умереть.

…Нет, ответьте мне, разве так можно жить?.. Хоть кто-нибудь так живет?..

– До последнего времени я ел какую-то диетическую ерунду из коробок, – внезапно пожаловался он.

– Зачем? – удивилась Элли из Изумрудного города.

– Потому что это полезно.

– Кто вам сказал?

– Мой французский доктор.

– Странно, – удивилась Элли. – По-моему, французы большие специалисты в том, что называется «l’art de vivre», искусство жить. А еда занимает в этом искусстве особое, почетное место. – Она посмотрела на него, даже ладонь ко лбу козырьком приставила, от солнца. – А почему доктор? Вы чем-то больны?

Плетнев удивился. Такой вопрос он никогда себе не задавал. У всех в его окружении были французские, немецкие, израильские доктора, без этого и жить нельзя!..

В смысле, без докторов.

– Я не болен.

– Но опасаетесь заболеть?

– Послушайте, – сказал Плетнев, рассматривая ее. Ладонь, которой она прикрывала лоб, была очень белой на солнце, а все, что в тени, наоборот, смуглым, – что вы ко мне привязались с этим доктором?

– Я? – удивилась

Элли. – Я интересуюсь состоянием вашего здоровья.

…Бессмыслица какая-то. Деревенский флирт. Нужно заканчивать.

Плетнев взял ее за бока, майка с ослом на ощупь оказалась очень мягкой, застиранной, истончившейся, подвинул в сторону и спрыгнул с перил.

…Ты же решил заканчивать со всем этим делом! Зачем ты ее трогаешь?!

– Сходите со мной вечером к Любе. – Он пошел в дом, на ходу придумывая зачем. Ему там ничего не нужно было, просто чтобы не стоять рядом с ней на террасе. – Она меня не знает и вряд ли станет разговаривать.

– Она и со мной, наверное, не станет разговаривать, если мы начнем расспрашивать про драгоценности. Ей вряд ли это будет… приятно.

– Я и не собираюсь расспрашивать про драгоценности! Я собираюсь расспросить ее про Федора Еременко.

На свидание он не пошел – струсил.

Может быть, Элли и не догадалась, но Плетнев точно знал, что пригласил ее именно на свидание. И еще он знал, что нельзя.

Он так и подумал, холодно, отстраненно: этого нельзя делать.

Старая жизнь уже закончилась. Новая еще не началась.

Безвременье в деревне Остров не допускает никаких свиданий. Он должен думать о том, что будет дальше, потому что пока дальше ничего нет. Ничего не придумано.

Водораздел – деревня Остров. То, что за ним, понятно – холодно, мерзко, липко и уже почти неинтересно. Впереди ничего не понятно. Он не может себе позволить никакой игривости и взбрыкиваний на манер козы Машки.

Он, Алексей Александрович Плетнев, отлично знает, чем такие взбрыкивания обыкновенно заканчиваются.

Он позволил себе одну романтическую историю, совсем недавно начавшуюся и известно чем закончившуюся. Все остальные его истории были какими угодно, только не романтическими, зато совершенно безопасными. Один раз он позволил себе расслабиться и с ходу угодил в ловушку.

Он сделал карьеру, отлично умел думать и извлекать уроки из всех событий, которые преподносила ему жизнь.

Вывод: любая идиллия – вранье, любая кротость и нежность на поверку алчность и подлость. Любые «отношения» имеют смысл, пока приносят пользу одной или другой стороне. Под словом «польза» понимать можно все, что угодно.

Как только перестают приносить пользу, от них необходимо избавляться.

Никакой пользы. Никакого золота и никаких изумрудов. Я взрослый человек и уж с собой совершенно точно справлюсь.

Я побуду здесь еще некоторое время, подумаю и посижу на террасе. Покатаюсь на велосипеде. Искупаюсь в реке. Что там еще имеется из деревенских удовольствий?..

А потом вернусь.

Если придумаю, куда возвращаться.

Нэлли Лордкипанидзе с ее грузинской мамой и московским мужем тут ни при чем. Нам не по пути.

Алексей Александрович обещал ей зайти, когда соберется к Любе, но не собрался и не зашел. Если они завтра увидятся в деревне, он поздоровается. Если она о чем-нибудь спросит, он ответит. Если она что-то скажет, он выслушает.