Летний дождь
Шрифт:
— Скажите, ребята, а директор, Петр Иваныч, все в том же доме живет, на том берегу?
— Эслив потуда пойдете — дальше будет! — загалдели все разом мальчишки. — Эслив посуда — ближе! Тут переход есть! Идите посуда!
И пока шел Юрий прямиком по-за огородами к дому отца, все слышал постукивание деревянных шаровок, попадающих в кон.
Из калитки деревянного старинного пятистенка вышла ему навстречу хорошенькая светлокосая девушка лет шестнадцати.
Всмотревшись
С деликатным любопытством посматривали на них прохожие.
Он растерялся и осторожно обнял девушку за худенькие плечи.
— Вы так похожи на папу, когда он молодой был, — подняла она влажные, тоже отцовские глаза. — Вы не сердитесь, что я послала вам телеграмму? Папе было так плохо, так плохо — думали, не отводимся, — теребила она от волнения концы пионерского галстука. — Ох, забыла снять, — усмехнулась, — пионервожатой на лето в школу пошла, комиссаром, по-нонешнему… А я ведь Лена. Вы про меня, наверно, и не знаете. А я, как только папа рассказал про вас, давно еще, так все о вас думаю: а у меня брат есть, старший…
Давно, да, наверно, после смерти матери, никто не радовался ему вот так искренне, так родственно. Разве Санька… «Как мы все похожи, — слушая сестру, думал невольно Юрий. — У Саньки в точь такие же ямочки па щеках… И глаза…»
— Подождите, я их подготовлю, — попросила виновато Лена. — А то мама так вас боится, так боится. — И она юркнула в дом.
Отец полулежал, обложенный подушками, Лена, опасаясь, видимо, чтобы он не поднялся резко, встала у его изголовья и придерживала слегка за плечи.
Юрий в первое мгновение не узнал отца: так он постарел. Совершенно седая голова, морщины. Только глаза — будто он смотрел в свои собственные… Эти глаза звали его, изнемогая от боли и радости.
— Ждал я тебя, сынок, так ждал! — легкими, почти бесплотными руками обнял отец сильную шею сына.—
Приехал, приехал! Валя, посмотри, какой он большой! Совсем большой!
Юрий повернулся к женщине. Полная, занимая чуть не весь проем двери в горницу, она стояла, словно не решаясь войти, шагу ступить.
Юрий сам подошел к ней, и она сперва подала было ему руку, а потом не удержалась, обхватила пухлыми мягкими руками его голову, расцеловала, как маленького, в лоб, в щеки:
— Я говорю, радость-то какая, радость-то, я говорю! — И, не в силах справиться с собой, метнулась в горницу.
— Большой, совсем большой, — все повторял отец, не сводя с сына глаз. — Сколько же тебе теперь, Юрик?
— Большой, — засмеялся Юрий. — Скоро тридцать два. — А сам чувствовал себя в это мгновение мальчишкой: сильно толкнулось в груди сердце, откликаясь на это — «Юрик». Так звал его только отец в те далекие дни детства. «Где же я был… где же я был все эти годы…»
— Что с тобой… —
— Со мной-то? — отец скорбно моргнул. — Да ничего особенного, Юрик: укатали, видно, сивку круты горки…
— Папа, — с мягким укором остановила его Лена, накапала торопливо лекарства в стакан.
— Может, и тебя зря с места сдернули, от дел оторвали. Да испугался я: а вдруг, думаю, не придется больше свидеться… уж так истосковался по тебе! Ну, дорогие женщины, кормите…
— Накроем здесь, пап, ладно? Чтобы и ты с нами, пап?
— Ну, а как же иначе, егоза? Ставьте-ка стол ближе ко мне!
И Юрий с Леной дружно взялись за края стола, а Валентина Андреевна выплыла из горницы в нарядном платье и с расшитой скатертью в руках.
— Ну, как живешь, сын, как жил? — с жадным интересом спросил отец, когда мать с дочерью вышли, собрав посуду.
— Да все у меня в порядке! — бодренько улыбнулся Юрий. — Сынище растет — мировой парень! На тебя, между прочим, похожий да на сестренку мою Елену Петровну! Как две капли воды!
— Не познакомил ни с женой, ни с сыном, — выговорил ему отец.
— Жену вот замуж выдаю! — в том же тоне продолжал Юрий.
— Не пожилось? — тревожно вскинул брови отец.
— Не пожилось…
— Мы с твоей мамой вот тоже… Никак не могла Надюша к деревне приспособиться, простить мне не могла, что увез я ее из города. Хоть тоже из деревни, а отвыкла к тому времени, не смогла… Так и уехала… Сама уехала, тебя увезла. Надеялась — назад вернусь, брошу все… А мне тогда к канцелярской работе ни в жизнь не хотелось возвращаться. К другому потянуло. К своему, понимаешь, кровному делу выбрел наконец!
Глядя на отца, Юрий вспомнил его того, из детства: так разволновался он сейчас, помолодел.
— Уж как звал ее, как уговаривал! Никому не пожелаю — только под этой крышей и успокоился… За могилкой-то мамы следишь?
— Стараюсь, — откликнулся Юрий и подумал: «Стараюсь… уж не помню, когда и был: все недосуг… На все время находится, только человеком недосуг оставаться…»
Задумались оба, одинаково всматриваясь в сумерки избы.
Вошла Лена, и ожило лицо Петра Ивановича, осветилось улыбкой.
— Юра, — предложила она несмело, — пойдемте — погуляем? А тебе, дорогой Петр Иваныч, пора на отдых! Сейчас вот выпьешь свою дозу и — баю-баюшки-баю! — подала она отцу лекарство.
— Есть, командирша! — подчинился отец.
Как только вышли за ворота, Лена зашептала торопливо:
— Идемте скорее и не обращайте внимания!
Она прошла мимо дежурившего у ворот дома паренька. Независимо прошла, даже не взглянула на него, хоть он и шагнул было им навстречу.