Летний остров

Ханна Кристин

Руби вдруг почувствовала себя неуверенно.

– Уши я так и не проколола.

– Спасибо.

– За что?

– Мне было бы больно узнать, что ты настолько изменилась. – Нора в легкой, мимолетной ласке коснулась щеки дочери. – Я не встречала ни одного человека, который умел бы так легко, как ты, осветить комнату улыбкой. Помнишь, как мы с тобой отправились в редакцию местной газеты, чтобы убедить их написать о танцевальном вечере в восьмом классе? – Нора улыбнулась. – Я сидела, смотрела, как ты доказываешь

свою точку зрения, и думала про себя: «Моя девочка вполне может управлять страной». Я тобой очень гордилась.

Руби с трудом сглотнула.

Нора снова заработала ножницами. Через несколько минут она сказала: «Ну вот, готово», отошла в сторону и протянула дочери зеркало.

Руби посмотрела на свое отражение, заключенное в серебристую овальную рамку. Она снова выглядела юной; не разочаровавшимся комиком, потратившим молодость в барах, а женщиной, у которой большая часть жизни еще впереди. Она повернулась к матери:

– Здорово!

Их взгляды встретились. В них светилось понимание.

– Я вчера ездила к папе.

– Я знаю, он меня навещал.

«Мне следовало догадаться», – подумала Руби.

– Нам надо поговорить.

Нора вздохнула. Ее вздох напомнил шипение воздуха, выходящего из проколотой шины.

Да. – Она наклонилась и взяла костыли. – Не знаю, как тебе, но мне перед этим разговором не помешает выпить кофе… и сесть. Сесть во всяком случае.

Не дожидаясь ответа, она заковыляла к дому.

Руби отнесла на место табурет, налила две чашки кофе и вышла на веранду. Нора сидела на двухместном диванчике. Руби выбрала кресло-качалку.

– Спасибо. – Нора приняла у нее из рук чашку.

– Папа сказал, что изменял тебе, – выпалила Руби на одном дыхании.

– А что еще?

– Разве что-то еще имеет значение?

Нора нахмурилась:

– Конечно, остальное тоже важно.

Руби не знала, что на это ответить.

– Папа вроде бы винил войну во Вьетнаме… а может, и нет. Я не очень поняла, на что он возлагает вину. Он сказал, что война его изменила, но мне показалось, он считает, что ему в любом случае не повезло бы.

Нора откинулась на спинку дивана.

– Я полюбила твоего отца с первого взгляда, но мы были слишком молоды и поженились по несерьезным, ребяческим причинам. Мне хотелось иметь семью, место, где я чувствовала бы себя в безопасности. А ему… – Она помолчала и улыбнулась. – Я до сих пор не знаю точно, что было нужно ему. Может быть, женщина, к которой он бы возвращался… которая считала бы его совершенством. Некоторое время мы были идеальной парой. Оба считали, что он – Господь Бог.

– Ну еще бы! Он строил из себя такого… милого и любящего.

– Руби, не суди отца слишком строго. Его неверность – только одна из причин нашего разрыва. Я виновата не меньше, чем он.

– Ты тоже спала с другими мужчинами?

– Нет, но я его слишком сильно любила,

а это порой так же плохо, как любить слишком мало. Я так нуждалась в любви и поддержке, что, наверное, высосала из него все соки.

– Ни один мужчина нe в состоянии заполнить собой все темные уголки в душе женщины. Я была уверена, что рано или поздно он мне изменит. Вероятно, я сводила его с ума своими вопросами и подозрениями.

– Ты была уверена, что он тебе изменит? – не поняла Руби. – Почему?

– Ты говорила, что жила с мужчиной. Кажется, его звали Макс?

Руби кивнула:

– Да, но…

– Он был тебе верен?

– Нет. Ну-у, разве только первое время.

– А ты ожидала от него верности?

– Конечно, – быстро, слишком быстро, сказала Руби, потом вздохнула и откинулась на спинку кресла. – Нет, я не ожидала, что ему буду нужна только я.

– Естественно. Если даже мать не настолько любила девочку, чтобы остаться с ней, чего же тогда ждать от мужчины? – Нора улыбнулась, однако улыбка вышла грустной. – Этот «подарок» я получила от своего отца, а потом передала тебе.

– Боже! – тихо выдохнула Руби.

Мать права. Руби всю жизнь боялась остаться с разбитым сердцем, не позволяла себе быть любимой. Поэтому она столько лет не порывала с Максом. Она знала, что никогда его не полюбит, а значит, се сердцу ничто не угрожает. А одиночество… его причина все та же – она не верила, что способна вызвать любовь.

Руби встала, подошла к перилам и уставилась на воду. Она не могла разобраться в собственных чувствах или понять, что ей полагается чувствовать.

– Я вспомнила день, когда ты возвратилась.

Руби услышала, как мать прерывисто вздохнула, и замерла в ожидании ответа, но его не последовало. Тогда она повернулась к матери.

Нора съежилась, словно приготовилась к удару.

– Мне неприятно вспоминать тот день.

– Мама, извини, – тихо попросила Руби. – Я тогда наговорила тебе ужасных вещей.

Нора резко подняла голову, в глазах заблестели слезы.

– Ты назвала меня мамой. – Она встала и заковыляла к Руби. – Не смей чувствовать себя виноватой за то, что ты в тот день наговорила! Ты была еще ребенком, а я тебя больно ранила.

– Почему ты тогда приехала?

– Я очень скучала по дочерям. Но, увидев, что я с тобой сделала, устыдилась. Ты смотрела на меня точно так же, как я когда-то смотрела на своего отца. Это меня… сломило.

– Ладно, теперь я знаю, почему ты ушла от папы, но почему все это время ты оставалась вдали от нас? – не удержалась она от вопроса.

Нора твердо посмотрела в глаза дочери:

– Мой уход… для тебя это начало истории, а для меня – самая середина.

Нора глубоко вздохнула, как будто готовилась нырнуть. Как она и ожидала, воды прошлого оказались холодными даже в жаркое летнее утро.