Летняя рапсодия

Грин Грейс

– Ну, так что же? – Уитни сделала глоток и почувствовала, как тепло растекается по всему телу.

– А знаешь, я ведь тебя вначале не узнал. Когда я уезжал, ты была неуклюжим двенадцатилетним подростком, с ножками как палочки и соломенного цвета хвостиками на голове. А сейчас…

– Да? – Уитни вздернула подбородок. Она прекрасно знала, как она теперь выглядит, но из мелочной мстительности хотела услышать, что он об этом сможет сказать. Она ведь действительно очень похорошела за эти годы.

– Ты сногсшибательна, – тихо сказал он. – Даже в скучном черном наряде ты выглядишь

совершенно потрясающе. Фигура, эти зеленые глаза и сливочного цвета кожа, золотистые волосы… Леди, ты удивительно хороша… и, очевидно, сама это знаешь. Так же как и то, что ты, – и голос его стал снова холодным, – точная копия своей покойной мамаши.

Ощущение было такое, будто он скинул ее с лестницы.

– Да, я знаю. – Она постаралась заставить себя говорить твердо. – Я знаю, что похожа на нее.

– Кристал могла бы гордиться тобою. – Его голос пробирал ее до костей. – Ты преуспела там, где ей не удалось. Поместье Браннигенов и виноградники Изумрудной долины теперь твои. Твоя красотка мамаша разбила мою семью в попытке присвоить чужое состояние, а тебе все преподнесли на блюдечке. Так что давай, расскажи-ка мне…

Он залпом проглотил свой скотч и начал катать стакан в ладонях.

– Уж не продала ли ты душу дьяволу, чтобы заполучить этот рай на земле?

Что он себе позволяет, черт возьми?! Будто специально пытается разозлить ее, зная, что у нее вспыльчивый характер. Обычно ей удавалось себя контролировать. Но сейчас она не могла позволить этому человеку говорить ей гадости!

– Сам сказал, что дом теперь мой, и ты не имеешь никакого права меня оскорблять! – Она не обратила внимания на неожиданный укол совести. Но хоть у Люка и больше прав унаследовать имение, чем у нее, она обязана чтить условия завещания. – Я иду наверх переодеться, – резко продолжила она, – и к тому времени, как я вернусь, надеюсь, тебя уже здесь не будет. Если ты не…

Внезапно Люк схватил ее за плечо и резко развернул к себе лицом, так что она даже вскрикнула от неожиданности.

– Кое о чем ты забыла, – с тихой яростью сказал он.

– О чем?

Люк улыбнулся, и Уитни содрогнулась при виде триумфа в его глазах.

– Приписка, – со значением произнес он. – Условия в приписке.

– Я уверена, ко мне это не имеет отношения!

– Очень даже имеет. В ней сказано, что…

– Эдмунд Максвелл оставил копию завещания в библиотеке. – Уитни резко освободила плечо. – Я могу и сама прочитать!

Библиотека была пуста, и она почти бегом устремилась к столу. Схватив завещание, она быстро пролистала его до последней страницы. И ей показалось, что она ступила в зыбучие пески, и они сомкнулись над ее головой. Она ухватилась за стол.

– Как видишь, – раздался голос Люка позади нее, – я буду жить здесь, в поместье Браннигенов, вместе с тобой. И пока я здесь, ты не имеешь права его продавать.

– Здесь сказано, – Уитни тщетно пыталась побороть панику, – что, если ты появишься в день похорон без гроша в кармане и без крыши над головой, я не имею права тебя не впустить… и только при таких обстоятельствах я не могу ничего продать. – Она язвительно взглянула на него. – Тебе сейчас двадцать девять…

– Тридцать. –

В его глазах мелькнула насмешка. – Только что исполнилось.

– И ты хочешь, чтобы я поверила, что после тринадцати лет отсутствия ты вернулся домой с пустыми руками…

– Ну почему же с пустыми, – усмехнулся он. – Я вернулся с девятимесячным сыном, которого нужно вырастить. Крессида, царствие ей небесное, должно быть, знала, что однажды я…

– Знала, что ты ничего не добьешься в жизни, Люк Бранниген! – бросила Уитни. – Слава Богу, что твоя бабушка до этого не дожила!

– Ну, в этом я с тобой не согласен, – спокойно сказал он. – Но сейчас мне не до споров. Я в дороге со вчерашнего дня и совершенно вымотался. Если ты покажешь, где бы мы могли устроиться… – Он подошел к дивану, осторожно взял на руки малыша и легко закинул за плечо огромную и битком набитую полотняную сумку. – Я бы не прочь отдохнуть.

Уитни приложила руку ко лбу и почувствовала, что ее пальцы дрожат. Неужели ей от него не отделаться? Неужели она действительно не может продать поместье? Как же ей в таком случае быть? Эдмунд Максвелл сказал, что у Крессиды совсем не осталось денег; у нее самой на счету всего около двух тысяч, это почти что ничего, принимая во внимание, сколько денег понадобится, чтобы восстановить виноградники Изумрудной долины.

– Можешь расположиться в комнатах отца. – В смятении она отбросила волосы назад за спину.

– Я бы не хотел жить в комнатах отца. – Он сжал зубы. – Как насчет той, с видом на бассейн?

– Нет, – сказала Уитни жестко. – Она – моя.

– Тогда я займу соседнюю. – Он вопросительно поднял брови. – Есть возражения?

«Да, – хотелось ей закричать. – Есть, и большие».

Ей вовсе не улыбалось, чтобы он расположился в соседней с ней комнате.

– Пожалуйста. Пока что – пожалуйста.

Ребенок зашевелился, захныкал. Люк рассеянно чмокнул его в макушку, прикрытую смешной голубой панамкой. Глядя на них, Уитни почувствовала, как что-то сжалось у нее в груди. Люк же повернулся на каблуках и вышел из комнаты. Она смотрела ему вслед и никак не могла понять, почему это вдруг так расчувствовалась. Может, из-за контраста – Люк так жесток и неуязвим, а малыш доверчив и беспомощен? Или заботливый отцовский жест так тронул ее сердце? Ей не хотелось верить, что он способен на нежность, – она предпочитала считать его ужасным, высокомерным, несносным…

Только тогда с чистой совестью она использует любую хитрость, чтобы избавиться от неожиданного гостя. Где же мать ребенка? Жива ли она? Женаты ли они? Разведены? А может, они до сих пор в браке, но тогда почему она не здесь, с ним и сыном?

Только один вопрос ей не нужно было себе задавать, потому что она уже знала на него ответ. Люк все еще ее ненавидит… Так же как ненавидел тринадцать лет назад, когда Крессида Бранниген только взяла ее в дом.

Сейчас, с точки зрения взрослого человека, поведение Люка уже не поражало ее. В конце концов, она действительно явилась причиной разногласий между ним и его бабушкой и, более того, виновата в той ссоре, что привела к ультиматуму Крессиды и уходу Люка из родного дома.