Лето бородатых пионеров (сборник)
Шрифт:
– Телеграф работает. У нас бойкие дамы есть Ты их и в лицо не видела – а они о тебе всю подноготную знают. Опять же мамочка моя, блюститель нравственности…
– Надя, я ведь в прошлый раз вам говорила…
– … что муж ваш в длительной командировке? А в единственном шкафу – ни одной мужской вещи? Он бросил вас?
– Видно и впрямь нельзя быть свободной от общества…
– Ну, извините, если не хотите говорить – не надо.
– Да, нет отчего же не рассказать. Дело хоть по нынешним временам обычное, однако не совсем…
– Так бросил все-таки? Это ни в какие ворота… Он хоть знает?
– Не знает он ничего. И на алименты я не подавала. И не подам.
– Но почему?
– Уговор был такой!
– Но ведь это же подлость с его стороны.
– Почему?
– Как почему? Муж ведь!!!
– Не муж он мне. Захотела ребенка заиметь, взяла отпуск, поехала в дом отдыха. Соловьи, капель, свирель, апрель… Постель. Пошло? Грязно? А вы посмотрите на меня: ресниц нет, талии нет – ничего нет! Я ему только спасибо сказать должна. Он узнал, что я беременна – тогда и приехал, испугался. Там, где-то на детской площадке, под снегом теперь – клочки бумажки, на которой его адрес записан был. Сама порвала.
– Но кто мог знать, что так получится!
– Это верно – никто не мог. Но это только мои проблемы.
– Можно через дом отдыха адрес установить…
– Только мои проблемы!.. В консультации сказали, двойня будет. Месяц на сохранении лежала – слава богу, все в порядке! И радуюсь я. И плевать мне на алименты. Обойдусь. Так легче.
– Как «легче»?
– Конечно, легче! Зачем им всю жизнь материнский грех на сердце носить? Скажу: был ваш папа летчик, погиб на испытаниях или что-нибудь в этом роде. Конечно легче.
– Но жить-то надо!? У вас есть кто-нибудь?
– Мама есть. В другом городе живет. У самой кроме пенсии и больной печени нет ничего, но помогает. Выживем! Мир не без добрых людей – пока не припечет нас, забываем об этом. Вон когда я еще в роддоме лежала, с работы сослуживцы коляску, кроватку, одеялко принесли. Игорь Алексеевич, сосед, «стенку» сколотил. До новой квартиры, говорит, докончу. В эту-то уже и стул лишний не влезет. Он же и заказы на машинописные работы обещал. И подкопила я кое-что – я ведь неплохо в нашем КБ зарабатывала. Главное – есть они, красавцы! – и будут, несокрушимо будут! Я уж как-нибудь перекантуюсь. Подумаешь, лишнюю заплатку поставлю – лично мне от этой жизни больше ничего не надо. Судьба меня с лихвой одарила. Об одном только мечтаю – чтобы Танечка не была на меня похожа. А мальчишки – пусть. Мальчишкам что?… Слушайте, Надя, ведь не похожа она на меня? Смотрите – бровки черненькие, носик аккуратный, правда?
– Славная…девочка…
– Вы меня не успокаивайте, скажите, не похожа ведь?
– Не похожа.
– О-о! Проснулась, ангелочек мой!
– Давайте я поглажу пеленки, счастливая женщина!..
Прокол
Кто побежал за хлебом, кто носился по комнатам общежития, «стреляя» ложки-вилки-чашки, кто нарезал колбасу и крошил салаты. Настя Балагурова пристроилась чистить картошку рядом с Игорем Александровичем, молодым аспирантом с кафедры жидких кристаллов, единственным представителем преподавательского состава на этой студенческой вечеринке.
Насте мешали длинные розово-красные ногти. Она то и дело поправляла падающие на лоб волосы.
Неженатый и явно перспективный аспирант был героем разговоров бурлящего девичника, предметом воздыханий многих институтских невест. Но он все время пропадал в лабораториях, на каких-то семинарах, и лишь изредка удавалось поймать взглядом его быструю стройную фигуру. Занятия он вел редко. На традиционные хиханьки-хаханьки очаровательно улыбался, но никогда не отвечал даже шуткой, – серьезный был молодой человек. По агентурным данным, зазнобы у Игоря Александровича не было. Во всяком случае, так утверждала школьная подруга Насти, жившая с родителями в том же подъезде, где обитал «наш Неуловимый Джо», как прозвала аспиранта Настя.
И вот – о удача! – Игоря Александровича назначают куратором их группы, и он принимает приглашение прийти в общежитие, чтобы познакомиться поближе.
И вот Настя, демократично оставив машину за углом, сама впервые в жизни является на «банальную пирушку у пошлейших дружеских чаш». Настя благоухает французскими духами. Ее жестяные веки томно приспущены. Одежда выдержана в безупречном спортивном стиле. И ничего, что из кухни не выветрился запах жареной селедки, которую недавно приготавливали вьетнамские студенты! Для высокой Настиной решимости преград не существовало.
Игорь Александрович оживленно разговаривал – подчеркнуто со всеми, проносящимися, стоявшими в стороне, крошащими салаты. Настя в тон ему посмеивалась, улыбалась, задумывалась, и при этом то и дело вскидывала на него свои неотразимо наглые глаза. Взгляд ее словно вопрошал: «Видишь, как я все понимаю? Гораздо больше и глубже этих простаков! Я утонченная и в целом способна быть преданной. Видишь? Видишь?!» Во взгляде этом проскальзывало и требование немедленной благодарности за такое добровольное саморастворение Настиной личности. Было в нем и что-то наивно-хищное, холодно-капризное.
Наконец, выпала минута, когда рядом никого не оказалось. «Звездная минута», – мелькнуло в девичьей головке. Но чем эту минуту наполнить, Настя не знала – растерялась вдруг, разволновалась неожиданно для себя. Игорь Александрович же, казалось, был совершенно поглощен процессом чистки картофеля. «Истукан!» – подумала Настя и произнесла первое, что пришло в голову:
– Почему вы так тонко чистите? – спросила она с ненатуральным вдохновенным интересом.
Игорь Александрович застыл на миг, коротко и серьезно посмотрел на золотые серьги, жестяные веки и наглые глаза.
– Бабка приучила, – сказал он, снова углубляясь в настругивание полупрозрачных картофельных ленточек. «Бабка?» – улыбнулась Настя, от нестерпимого интереса даже тряхнув кудрями. «Я выгляжу идиоткой», – попутно подумала она.
– Я рано остался сиротой, и хозяйство мы вели с бабкой, – сказал Игорь Александрович. – Сельсовет, конечно, помогал, но рассчитывать приходилось в основном на собственные силы…
– А вы, простите, откуда?
– Деревня Большие Козлы, на Смоленщине. Знаете?