Лето для тебя
Шрифт:
Мальчик не вздрогнул, не испугался, а бросился на шею и крепко обнял. Крохотный хрупкий ребенок со сбитыми коленками и локтями доверчиво прижался, словно хотел согреться и найти пристанище.
— Не знаю, что делать, — пробормотал он, судорожно дыша.
И в этот момент Джейн стряхнула с себя чувство беспомощности и никчемности. Появилась конкретная забота. Она отстранилась и посмотрела на покрасневшие ссадины.
— Давай-ка займемся локтями и коленями, — заявила она авторитетно и деловито. Встала и протянула руку, которую мальчик крепко сжал. — А ты тем временем расскажешь
Повела Майкла к двери, по пути еще раз взглянув на диван. Нэнси все так же хлопотала возле неподвижного Джошуа, а Берн стоял на коленях в ожидании чуда.
Секунды складывались в минуты, а каждая минута затянувшегося беспамятства Джошуа уносила год жизни Берна.
Сдаваться он не имел права: до прихода доктора ребенок оставался на совести и попечении спасителя.
Нужно было держаться из последних сил.
Минуты ползли медленно, безучастно.
Огненная, острая как бритва боль поднималась от ноги вверх по позвоночнику и безжалостно лишала воли к жизни. Рано или поздно боль победит; долго противостоять он не сможет. Но только, не сейчас. Продержаться бы еще немного, пока судьба человека зависит от его душевных сил.
Как правило, Берн не молился, да и веру свою не мог считать безоговорочной. Война не допускала двусмысленности и быстро делила людей на два противоположных лагеря: верующих и атеистов. Оказавшись в гуще зверств, Берн не смог побороть сомнений. Очень хорошие люди и невинные дети карались за грехи еще меньшие, чем те, которые успел совершить в своей короткой жизни Джошуа. Нет, молиться Берн не мог, его молитва все равно не нашла бы ответа. Но оставалась воля. Он молча, сосредоточенно удерживал мальчика на тонкой ниточке, заставляя дышать и цепляться за жизнь.
Казалось, минуты замерли, остановились.
Боль в измученной ноге разгорелась пожаром.
Он смутно ощущал присутствие Джейн, чувствовал полный сострадания взгляд. Нет, сейчас ни ее доброта, ни ее помощь не годились; принять их Берн не мог — боялся сломаться и потерять связь с миром. Подумать только: еще утром он вспоминал вчерашний поцелуй и мечтал о новом…
Как давно это было!
А потом она куда-то повела Майкла, и он остался наедине с Джошуа и собственной волей.
Как же медленно иногда ползет время…
Сиделка все время что-то делала и говорила, слуги суетливо выполняли распоряжения. И все ждали. Дверь открылась и снова закрылась: Джейн вернулась вместе с Майклом. Берн знал, что чувствует Майкл, понимал и страшный шок, и разъедающее чувство вины. У него тоже был младший брат, и однажды пришлось пережить похожую ситуацию: не уследил, не уберег; вся вина лежала на нем.
— Мистер Уорт? — послышался неуверенный голос Майкла.
Берн поднял глаза.
— Простите за то, что кидались яблоками, — с неподдельным раскаянием прошептал мальчик.
Стрелка часов замерла в неподвижности.
Берн молча кивнул, принимая извинение, и снова повернулся к Джошуа. Джейн опять взяла Майкла за руку.
Даже поворот головы отозвался жуткой болью. Огненные круги ада неумолимо сжимались. Еще чуть-чуть, осталось продержаться совсем немного. Сохранить ясность мысли до…
— Где он?
Доктор Берридж
— Родные сейчас приедут, — обратилась мисс Уилтон к Джейн, а доктор немедленно занялся мальчиком.
Он шептал себе под нос какие-то длинные запутанные латинские термины — Берн даже не старался понять, что могут означать странные слова. Все, помощь пришла, и теперь уже ничто не мешало спрятаться в дальнем углу и сдаться перед натиском всепоглощающей боли.
Джейн заметила, как бессильно прислонился к стене Берн. Виктория, должно быть, тоже увидела, что дело плохо, и кивнула, отпуская подругу на помощь. Теперь Майкл перешел под ее защиту.
Берн сидел на полу, стиснув зубы, и тяжело, неровно дышал. Глаза подернулись туманом, а руки судорожно сжимали больную ногу. Одеяло не могло скрыть широкий безобразный шрам — источник страданий. Самодеятельный массаж не приносил облегчения.
Наконец их взгляды встретились.
Сомнений не осталось: боль действительно не знала пощады.
— Уведите меня отсюда, — взмолился Берн сквозь стиснутые зубы.
— Можете встать? — спросила Джейн.
Он на мгновение задумался и коротко, решительно кивнул. Джейн сжала горячую ладонь и потянула. Берн попытался наступить на раненую ногу, однако едва не упал; пришлось принять вес на себя и помочь страдальцу покинуть комнату.
Никто не заметил, что произошло. Как и следовало ожидать, центром всеобщего внимания оставался Джошуа. Джейн провела Берна через холл в пустующую библиотеку, заваленную хозяйственными книгами и бумагами Джейсона, однако безлюдную и спокойную. Уложила на длинный кожаный диван, сняла с плеч одеяло и укрыла, что оказалось непросто: больной продолжал крепко держать за руку, словно нежная ладонь оставалась единственной связью с реальностью.
— Не уходите, — попросил Берн, пытаясь выровнять дыхание.
— Не уйду, — успокоила Джейн и опустилась на пол возле дивана, даже не пытаясь освободить руку. — Может быть, можно чем-нибудь снять боль или хотя бы немного облегчить? Доктор наверняка…
— Нет! — яростно крикнул Берн, напугав неожиданно резкой реакцией. — Ни в коем случае! Не позволяйте ему давать ни капли. Ни единой капли.
— Но ведь может быть очень плохо, — попыталась убедить Джейн, однако замолчала, испуганная грозным рычанием.
— Не позволяйте! — Голос звучал хрипло, а глаза налились кровью. — Обещайте, — потребовал Берн и, еще крепче сжав руку, настойчиво повторил: — Обещайте!
— Обещаю.
Ее ладонь едва выдерживала натиск, однако о пустяковой травме не хотелось даже думать. Подумаешь, всего лишь синяки! Их всегда можно скрыть перчаткой. Крошечная жертва, особенно по сравнению с тем, что пришлось вынести Берну.
— Известно ли вам, — Джейн постаралась говорить как можно легче, — что в ближайшее время дамы Рестона осыплют героя дарами? — Берн взглянул с раздраженным недоумением, и она невозмутимо пояснила: — Корзинки с вареньем и печеньем потекут рекой. Боюсь, срочно придется учиться более традиционным манерам общения. Учтите: с каждой благодарной посетительницей следует разговаривать не меньше десяти минут.