Лето на чужой планете
Шрифт:
Глина для посуды была тёмно-коричневая, жирная и липкая. Но тётя Джуди показала мне и другую глину, бело-голубоватую. Для горшков она не годилась, но замечательно подходила, чтобы обмазывать изнутри печные топки и дымоходы.
Стип Брэндон всё ещё лежал в доме доктора Ханса. Он уже начал вставать и выходил на улицу, но домой Ханс его пока не отпускал. Остальные Брэндоны совсем не появлялись в посёлке. А может, это мне везло, и я с ними не встречался.
Я собрался с духом и навестил Стипа. Он посмотрел на меня пустыми глазами и вяло
Стрекоза полетела за угол дома. Стип поднялся и пошёл за нею, не дослушав меня. Походка у него стала странная — он дёргал плечом и подволакивал ногу.
У меня комок подкатил к горлу. Хоть Стип и получил по заслугам, но я чувствовал себя виноватым. И помочь ничем не мог. Я тихо вышел за калитку и отправился к Лине.
С Линой мы виделись каждый день. Я сам не понимал, как это получилось — только что были врозь, и вдруг уже всё время вместе. Мы вдвоём ходили в школу и обратно, я провожал её домой. Целовались у калитки — нежно и долго. Но дальше отношения не заходили. Наверное, я ощущал, что следующий шаг уже будет безвозвратным. Как будто стоял на берегу заводи и медлил. А Лина не хотела меня торопить. Ей было важно, чтобы этот шаг я сделал сам, по своей воле.
Иногда я чувствовал духоту, словно перед грозой. Воздух становился вязким, было трудно дышать. Я бился в нём, как муха в ягодном киселе и никак не мог вынырнуть.
***
Я помогал Говарду закрепить солнечные батареи на крыше школы. Раньше Интен раз в неделю вешал их на ветку яблони. Но теперь связь с кораблём держали постоянно, а на дерево всё время не налазаешься.
Лина и Матильда возились с обедом, а Интен стоял на поляне, задрав голову, и всё время спрашивал, не надо ли нам чего. Ему тоже хотелось поучаствовать в работе, но он боялся высоты.
С неба жарило солнце, крыша нагрелась. От неё шла такая волна тепла, что воздух дрожал и переливался. Мы стянули с себя рубахи, а штаны закатали до колен, и всё равно было жарко.
Батареи мы крепили на южном скате крыши, чтобы на них попадало как можно больше солнца. Ноги скользили по звонкой глиняной черепице. Чтобы не упасть, мы обвязались верёвками и закрепили их на коньке крыши.
— Как твои родители, больше не возражают против учёбы? — спросил Говард. Он уже знал о нашем с папашей противостоянии.
Мы отдыхали, сидя возле печной трубы, из которой шёл вкусно пахнущий дымок. Я старался укрыться в её тени или хотя бы спрятать голову.
— Мама всегда была за меня. А папаше теперь всё равно.
Отец, действительно, в последнее время сбавил нажим. Не заваливал работой больше обычного и ничего не говорил, когда я собирался в школу. Чаще всего он делал вид, что вообще не замечает меня.
— Ты действительно собираешься стать учителем? Или это просто
Говард умел спрашивать так, чтобы собеседнику не хотелось отвечать наобум. Поэтому я честно подумал и сказал:
— Хочу. В этом есть смысл. А какой смысл всю жизнь возиться в навозе?
Говард покачал головой.
— Смысл есть во всём, Ал. Но каждый ищет то, что ему по душе. Ладно, давай заканчивать.
Чтобы не дырявить черепицу, мы перекинули через конёк крыши деревянную раму. А уже на неё закрепили батареи. Получилась надёжная съёмная конструкция. Провод от неё спускался по водосточному жёлобу и исчезал в окне кабинета.
— А вы научите меня своей профессии? — спросил я Говарда, когда мы слезли на землю.
— Научу. Но, думаю, есть более правильный путь.
Лина принесла нам кувшин холодного морса, прямо из погреба. Я жадно выпил кружку, потом ещё одну.
— Ал, ну что ты делаешь? — сказала Лина, отбирая у меня кувшин. — Простудишься, придётся доктору Хансу тебя лечить.
Говард пил морс маленькими глотками, не торопясь, и глядел на нас с улыбкой.
После обеда мы принялись устанавливать антенну. Соорудили мачту из соснового ствола и решили закрепить её к фронтону дома, чтобы обойтись без растяжек. Говард надеялся, что высокая антенна поможет улучшить качество связи.
Я копал яму под основание. Земля рядом с фундаментом была плотно утрамбована, копалось тяжело. Да ещё и камни попадались. Сперва я рыхлил землю заступом, затем выгребал лопатой. Говард с Интеном в это время крепили к мачте проволочную антенну.
Устав копать, я спросил Говарда:
— Что вы имели в виду, когда говорили про другой путь?
Он поглядел на меня и взялся за лопату.
— Думаю, лучше попросить капитана корабля прислать для тебя стандартную школьную программу. Не нашу, местрианскую, а…
Он кивнул на небо, где в зените слепящим розовым яблоком висело солнце. Потом доверительно добавил:
— Вообще-то, я хотел попросить её для себя. Но, думаю, им не составит труда прислать два экземпляра.
Чёрт! Как же я сам не подумал об этом? Чего будут стоить школьные знания Местрии в мире, где люди строят космические корабли, осваивают новые планеты и перемещаются с непостижимой скоростью?
У меня опустились руки. Я вспомнил, с каким трудом научился выводить палочки и складывать буквы в слова. И вдруг передо мной открылась бескрайняя бездна совершенно немыслимых знаний!
Я взглянул на лежащую антенну. Грубо оструганный сосновый ствол и проволочная конструкция на нём. Вряд ли у людей на корабле такие передатчики. По сравнению с их возможностями наша конструкция безнадёжно устарела. А ведь мы не успели даже опробовать её.
— Зачем всё это, Говард? — спросил я.
Он понимающе улыбнулся.
— Каждый должен делать всё, что может, Ал. В этом замысел Создателя. Так я заказываю две программы?
Я подумал о Лине и сказал:
— Закажите три.