Лето на колёсах [Повести]
Шрифт:
— Она вовсе и не феномен! — сказал Боря Жене Карпову, когда они вышли в коридор. — Если бы у неё был зрячий палец, то он бы читал то, что написано, и не нарывался на иголку. Невинного человека оклеветал, Женька. Как тебе не стыдно?
— Я-то здесь при чём? Мне Соня Углова наябедничала. Вот пустомеля!
— Сам пустомеля! — оскорбилась Соня. — Стала бы я на подругу наговаривать! Это всё Катя. Это она состряпала сплетню.
— Ничего я не стряпала. Больно надо! — взъерошилась Катя Праздникова. — Я повторила лишь то, что мне Котов сказал. Он сам
Насмерть перепуганного Тараску прижали к стенке. Он мотал головой, отнекивался. Катя замахнулась на него пеналом.
И Котов не выдержал натиска, сказал, что было такое дело.
— Я не сам… Меня обманул… Я вместе… — сделал он робкую попытку оправдаться, но увидел кулак Власа Маковкина, и в его памяти в один миг всплыли страшные слова клятвы.
Тараска прикусил язык и, съёжившись, обхватил руками голову, на которой пока ещё были целы все волосы.
ТАНЦУЮЩИЙ ВАЛЕНОК
В гардеробной образцово-показательной школы, куда третий «А» пришёл на экскурсию, случилось невероятное.
Собираясь домой, Влас Маковкин снял ботинки, чтобы переобуться, и… не нашёл своего валенка. Под вешалкой торчал только один валенок, другой — такой же чёрный и истоптанный, с кожаным задником и загнутым голенищем — исчез.
— Хороша образцово-показательная, ничего не скажешь! — возмутился Влас и гневно топнул по полу ногой, на которой был вязаный носок и не было валенка. — Средь бела дня разули честного человека.
— Ты здесь в гостях и веди себя достойно, — упрекнула Света Оленина.
— Какое же может быть достоинство, если я в одном валенке? В суд на них подам!
— Подумаешь, какой-то дырявый валенок…
— И вовсе он не дырявый. На нём заплатки из свиной кожи… Нет, им это так, за здорово живёшь, не пройдёт! Пускай образцовые бегают босиком, а я привык ходить в валенках.
Случись пропажа в родной школе, Влас наверняка не переживал бы так сильно: сразу отправился бы по классам и хватал всех подозрительных. А в чужой школе не знаешь, кого и подозревать, кого хватать за грудки.
— Право, не знаю, как тебе, родненький, и помочь, — расстроилась старенькая гардеробщица тётя Клаша. — Тридцать лет караулю вешалки и, чтобы один валенок пропал, не припомню. Если и пропадали, то сразу оба…
Она обшарила весь гардероб, заглянула даже в шкаф с пожарным оборудованием — валенок как в воду канул!
— Вот что, родненький, — вспомнила она, — здесь только что Баба-Яга обувку для себя клянчила. Просила подобрать ей какую пострашнее, чтобы, значит, детишек пугать… Не позарилась ли Баба-Яга на твой валенок?
— Вы, тётя Клаша, что-то лишнее говорите, — удивлённо посмотрел на неё Влас. — В наше время Бабы-Яги разве водятся?
— В вашей школе, может, и не водятся, а у нас есть. Своими глазами видела. Вот как тебя сейчас. Спустилась, значит, сверху, и прямо ко мне. Лохматая вся. В цыганской юбке. Нос крючком. «Выручайте, — говорит. — Сейчас мой выход, а я, милая
— Да она, может, из самодеятельности?
— А я что говорю? Конечно, самодельная! Не настоящая.
— Настоящие-то, родненький, ещё при царском режиме, в давние-давние времена вымерли.
— Эх, найти бы мне эту Бабу-Ягу!
— Чего её искать?! На втором этаже она. С Серым Волком к выступлению готовится.
— Сторожите, тётя Клаша, мой валенок! Я за вторым побежал!
Вечером, после уроков, в классах засели кружки художественной самодеятельности. Всё вокруг звенело, смеялось и пело. Где-то трендыкала балалайка, где-то взвизгивала гармонь, где-то с диким топаньем и свистом бушевала пляска…
«Ишь как резвятся! — подумал Влас. — Зажилили чужой валенок и рады».
Вдруг за дверью Маковкин услышал волчий вой. Он навострил уши. Почудилось скрежетание зубов, потом звериный голос зарычал: «Р-р-ры… Я тебя съем, красавица!»
— Ага! — обрадовался Влас. — Баба-Яга в этом классе скрывается! — И он заглянул в комнату.
Серый Волк в огромном овчинном полушубке, вывернутом наизнанку, раскрывал зубастую пасть, намереваясь откусить голову курносой девчонке. Та визжала и не поддавалась. Волк распахнул пасть во всю ширь. Влас разглядел за оградой волчьих зубов веснушчатое лицо председателя совета дружины. Совсем недавно, когда у Власа ещё был цел валенок, веснушчатый водил экскурсантов в пионерскую комнату и хвастался грамотами школьного драмкружка. Заметив Маковкина, Волк перестал рявкать, снял с лица безобразную маску и любезно пригласил:
— Присаживайся! Будешь первым зрителем.
— За что ты ей голову хотел отцапать? — пожалел курносую девчонку Влас.
— Скажешь тоже! Я же понарошке. До меня роль Волка репетировал другой школьник. Вот он действительно кусался. До крови. С ним, хулиганом, никто играть не пожелал. Ну мы его и отставили. Теперь репетиции обходятся без жертв.
— Что-то Бабы-Яги не вижу.
— Да вон она. На пеньке сидит. Переобувается.
У Власа ёкнуло сердце — попалась, коварная воровка! Уж теперь-то тебе не отвертеться… Он посмотрел в угол, где сутуло сидела крючконосая, по-цыгански разодетая Баба-Яга, и увидел, что она натягивает на ноги какие-то старенькие галоши.
— А где же валенок? — спросил он.
— Зачем мне валенок? — не поняла Баба-Яга. — События в сказке происходят летом…
Огорчённый Влас вышел в коридор и зашаркал по коридору обратно в гардеробную.
И тут — трах-тарарах! — что-то громыхнуло за дверью угловой комнаты. Под ногами у Власа содрогнулся пол, с потолка посыпалась штукатурка.