Лето перемен
Шрифт:
— Все в порядке, милый! Вот какой шум дядя поднял! Мы прямо подумали, что это медведь собрался к нам на завтрак. А чем бы мы его накормили? Меда-то у нас нету. Маленькие упрямые козлики едят только капустку и манную кашку. Вот смеху было бы!
По лицу Джеки было видно, что ничего смешного в сложившейся ситуации он не видит. Джон почувствовал нечто, очень напоминавшее раскаяние.
— Я… я думал… я решил, что вы его забрали.
Она вспыхнула.
— Я же сказала, что не собираюсь
— Но ваша комната… Там такой хаос…
— А у меня было время? Что вы творите, Джон! Вы его испугали. Хорошо вы начинаете знакомство, нечего сказать.
С этими словами она подхватила Джеки на руки и понесла в кухню, шепча что-то ласковое ему на ушко. Потом из кухни донеслась тихая песенка, слов Джон не разобрал, а потом детское хихиканье.
Джон с облегчением вздохнул. Вроде обошлось.
И подумать, он хотел встретить своего сына нежной улыбкой и тихим приветствием.
Привет, сынок, я твой папа!
Слышал грохот, сынок? Это твой папа ломится по всему дому, не успев натянуть штаны.
Отлично, лорд! Вы неподражаемы. Прекрасное начало большой дружбы.
Он неловко потоптался и рискнул войти в кухню. Джеки сидел за столом и восторженно следил за Вероникой. Она кружилась и напевала что-то очень веселое и нежное.
Мальчик был прелестен. Золотые кудряшки обрамляли нежное личико, голубые глазки ярко блестели. На нем был матросский костюмчик, очень симпатичный, только вот ножки у малыша были худенькие, на взгляд Джона — слишком худенькие.
Сердце снова зашлось в чечетке. Какая у него была нянька? Хорошо ли она о нем заботилась? Как кормила? Марго вряд ли сама этим занималась.
Он уже открыл рот, чтобы задать все эти вопросы, но яростный взгляд синих глаз заставил его промолчать. Не переставая кружиться, Вероника пропела в ритме песенки:
— Просто стойте на месте. Очень тихо.
Он глупо кивнул, чувствуя себя полным идиотом. Все страхи Вероники подтвердились. Он предстал перед ней именно в том виде, которого она и ожидала, и теперь она наверняка не доверяет ему.
Чувствуя настоятельную потребность сказать хоть что-то, он промямлил:
— Как вы спали?
Она только возмущенно взглянула на него. Вообще-то она этого не помнила, потому что ночь была каким-то странным сплетением цветных и сумбурных снов, но это в любом случае не касается Джона Леконсфилда!
— Стойте там, кому сказано! А вот наша каша, ой, какая каша! Вкусная! Сладкая! Сейчас я ее всю съем, ничего барашку не оставлю!
Джеки запрокинул голову и зашелся ликующим смехом.
— … Вот какой Джеки умный! Ложечку мне… ложечку тебе… ложечку мне… ложечку тебе… сядьте на стул, не торчите столбом… ложечку тебе… вы же кажетесь ему волосатым чудовищем… ложечку мне… а великанов
Строго говоря, сама Вероника тоже чувствовала себя крайне неуверенно при виде этого могучего торса, широкой груди, покрытой завитками жестких волос, длинных стройных ног атлета, а самое главное, при виде более чем скромных плавок, не скрывающих, а, скорее, подчеркивающих все, ну то есть абсолютно все достоинства Джона Леконсфилда.
— Еще ложечку… я передумала, лучше тихо уйдите и оденьтесь… а теперь молочко!
Джон почти уполз из кухни, а Вероника только сейчас поняла, какое напряжение охватило ее в присутствии отца Джеки. Сам мальчик с подозрением проводил незваного гостя глазами и опять надул губы.
В следующие несколько минут она довольно успешно накормила Джеки размятым бананом, а потом вниз, спустился Джон. Надо признать, он выглядел сногсшибательно. Белая рубашка оттеняла загар, черные брюки безукоризненно отглажены.
Он усвоил урок и теперь просто сидел и смотрел на своего сына. С немым и безбрежным счастьем во взоре темно-серых глаз.
А Вероника Картер исподтишка разглядывала его и дивилась тому, как одно его присутствие превратило ее, взрослую, уравновешенную женщину, в расплавленное желе. Что с ней творится? Откуда этот жар и холод, откуда слабость в ногах, откуда дурацкая улыбка?
В этот момент она поняла, что Джон повернулся к ней и внимательно за ней наблюдает. Его взгляд был еще хуже. Словно к сложенному хворосту поднесли спичку. Огонь вспыхнул где-то внизу живота и стремительно понесся по жилам, заставляя кровь бурлить и кипеть, плавя кости и мышцы.
Джон вздрогнул и отвел от нее взгляд. Потом жесткое лицо смягчилось, он наклонился вперед и тихо прошептал:
— Привет, малыш. Здравствуй, человечек!
Его улыбка была такой… такой… У Вероники забилось сердце, а глаза немедленно наполнились слезами. А когда Джеки в ответ на эту улыбку судорожно дернулся и, словно испуганный птенец, уткнулся ей в грудь, девушка почувствовала грусть. За самого Джеки. И за его отца. Она нежно гладила золотые кудряшки и шептала:
— Это папа… скажи: «Здравствуй, папа»…
Она попыталась повернуть мальчика к отцу, но Джеки отчаянно сопротивлялся, еще глубже вжимаясь в нее, цепляясь за футболку.
— Опустите его на пол.
Джон нахмурился, но Вероника больше не боялась. Она спокойно и очень тихо произнесла:
— Если я сейчас опущу его на пол, он начнет биться и визжать, хватая меня за руки и за ноги. Вы должны понять, что это не просто каприз и не избалованность. Он очень раним, и ему требуются тонны, километры, моря любви, а не рациональный подход к его воспитанию!