Лето по Даниилу Андреевичу // Сад запертый
Шрифт:
– А назовем спецподразделение – «Стрелец».
Лейтенант не понял.
– Древнерусских стрельцов помнишь? Помнишь, – намекнул Петрович. Ворон явно не улавливал. Александр Петрович решил объяснить подробнее.
– Вы на лошадях? На лошадях, – подождал. Опять неясно. – Во дубина! Чему тебя в школе учили?
Ворона много чему учили в школе, а потом еще на истфаке университета, но все не тому и явно недостаточно.
– Стрельцы – это древнерусские кентавры, – снизошел наконец Петрович. – Ну, понял? Ты кто по зодиаку?
– Стрелец, – сказал лейтенант и истерично заржал.
– Вот и будешь у нас главным кентавром! – обрадовался Петрович. Повернули к машине. Водитель курил, облокотившись о капот. – Вот, Данила, это твой шофер, –
– Лев Николаевич, – представился милиционер.
– Даниил Андреевич.
– Наш главный кентавр, – улыбнулся Петрович. Водитель поперхнулся дымом.
– Зачем же ему шофер?
– Как зачем? Не пешком же ходить! – возмутился Петрович. Водитель загадочно покачал головой.
Заиндевевшим утром, когда Алька подходила к школе, асфальт казался легким и хрустящим, каблуки очень звонко его касались.
Шурка всюду следовала за ними, цепко вглядываясь в лица.
В лагере прошлась по палаткам.
– А где Ридли? – спросила как бы между прочим.
– Не знаю, – Вадим дернул плечом.
– А что ты такой нервный?
– Я? Да нет. Просто устал.
Теперь уже Шурочка задергалась.
– Ну, показалось, значит. Я, кстати, не против, если ты скажешь, что церу сам нашел.
– Да. Бывает, и не такое покажется, – кивнул Андреич.
– …И наконец-то давайте познакомимся с героем дня! – Светочка подтолкнула Вадима в поле зрения объектива.
– Подождите! – вставил Генрих. – У нас, рыцарей науки, все по-честному, – камера дернулась в его сторону – Мы не присваиваем чужие заслуги. Вот, познакомьтесь – восходящая звезда археологии Александра Волкова! Именно ей мы обязаны этой замечательной находкой!
Виноходова из-за камеры сделала страшное лицо. Рыцари науки на деле довольно ревниво относятся к осененным удачей профанам. Генрих же продолжал заливаться соловьем.
– Вспомним моего тезку Шлимана, коммерсанта и вдохновенного авантюриста, который много лет шел к открытию Трои и в итоге посрамил скептически настроенных профессионалов! Примерно так случилось и с нашей Александрой – с той разницей, что уже первая ее экспедиция увенчалась впечатляющим открытием!
Одновременно Генрих положил Шуре на плечи свои тонкие паучьи пальцы и не выпускал ее из кадра, не давая вставить слова ни ей, ни даже Светочке. Кто бы подумал, что в бледном ботанике скрывается столь недюжинный артистизм. Наконец он кивнул Вадиму и подвел к коде:
История последним уроком; Каркуша как всегда – на лекцию про советско-кубинско-американские отношения притащил музыку. Советские песни они уже послушали, теперь из проигрывателя тихо лепечет латиноамериканский тенорок: аста сьемпре команданте. Даниил Андреевич тоже говорит о чем-то, но Алька не вдается в подробности – ее сморило, она занята собственными мыслями и воспринимает речь Каркуши как дополнительную мелодическую линию. Время от времени мелодия обогащается смысловыми ударами, как то: первые атомные подводные лодки, берега Кубы, Че был бездарным политиком и прекрасным героем, есть анекдот, что во время заседания правительства он думал о своем и вместо «экономист» ему послышалось «марксист» или что-то в этом роде. – Среди нас есть экономисты? Я! – yo soy, или как-то так ответил Че. – Будешь министром экономики, – ответил Кастро.
Каркуша чуть не в лицах разыгрывает диалог Че и Фиделя. Алька открывает тетрадь с конца и задумчиво смотрит на Даниила Андреевича. Тот разыгрался, говорит с жаром, вертит в руках мелок и время от времени чирикает что-то на доске – не для них даже, а так, от полноты жизни. Медведев слушает, приоткрыв рот. Глаза Мкртчяна затуманились мечтательной дымкой – небось так и представляет себя в боливийской сельве, заросшим черной щетиной по уши, с мачете и походной рацией за спиной. Алька снова посматривает на Ворона – в холодном зимнем солнце его смуглая физиономия кажется плавной и рельефной, будто отлита из неведомого металла. Алька берет ручку и начинает проектирование:
– А сейчас наша героиня продемонстрирует находку, из-за которой мы сегодня и собрались.
Терешонок с усмешкой подал Шуре церу в чехольчике.
– Достань, не бойся, мы пропитали материал специальным антивандальным составом. Теперь с ней можно делать что угодно, даже на зуб попробовать, и сокровищу ничего не будет.
– Предлагаю нашей героине прочитать то, что написал наш неизвестный прародич. Ведь только на первый взгляд здесь простое перечисление налогов и сборов, на самом деле дощечка скрывает зашифрованное послание!
До Шурки наконец дошла вся мера коварства ее бывших товарищей. Стряхнув с плеч ладони Генриха, она рявкнула:
– Не буду я ничего читать. Я и по древнерусски-то не знаю. Толян, выключай камеру.
…Дальнейшее выяснение подробностей дела заняло не так уж много времени. Виноходова, конечно, вся кипела изнутри, но виду старалась не показать. Плакала теперь моя аспирантура, – вполголоса сказал Артуру Терешонок. Ничего, отойдет, – в тон ему ответил Лажевский. Журналисты немного поржали над незадавшимся розыгрышем, только Светочка была недовольна – с подачи Шуры она выдернула группу на целый день в область, и теперь прикидывала, во что ей встанет эта авантюра. Шурка после сцены с табличкой пропала – видимо, избегала гнева обманутых вкладчиков своего предприятия. Операторская группа, упаковав камеры, в полчаса высосала литр самогонки под копченую рыбу Галины Ивановны. Деревенские были воодушевлены неожиданной движухой и вовсю потчевали гостей из северной столицы. А мы с Генри и Андреичем ушли на берег и накидались там втроем под разговорчики о том, что все зло от баб. Да, Терешонок тебе передавал привет и всякие куртуазные сожаления в том, что ты пострадала от ревности его гарема.
– Что-то не получается? – мягко спрашивает он, облокачиваясь о парту. Темная голова близко; волосы распадаются на блестящие прядки. Алька не успевает даже покраснеть. Захлопывать тетрадь тоже поздно. Она опускает глаза и ей становится смешно – листок снизу доверху заполнен треугольниками-симбиотами. Она снова смотрит на Каркушу и загадочно улыбается. Даниил Андреевич смотрит на треугольники, а она смотрит на него. Класс замер в ожидании потехи – либо Смирнова что-то выкинет, либо Каркуша отмочит. Динамическая парочка. Алька ловит себя на том, что продолжает рассматривать Даниила Андреевича – теперь это еще удобнее. Лоб высокий, но слегка скошен назад; нос крупный, правильный, почти прямой… или нет. Нет, не с горбинкой, но плавно выгнутый, как щипец у гончей собаки. Верхняя губа бледная – усы пижонские сбрил недавно. И коротковата, и вздернута смешно. Длинный улыбчивый рот изогнут, как татарский лук. Подбородок серьезный, уверенный, но с дурацкой ямочкой. Глаза слегка раскосые, но в них она старается не смотреть. Данька чувствует какую-то неловкость, но откуда – не может уловить. Поэтому он слегка жмет плечами, выпрямляется и говорит: продолжим. Что-то в поведении Алевтины Смирновой от него ускользает, но он решает пока оставить все как есть. Музыка затихает, Каркуша меняет пластинку и начинает рассказывать про Джона Ф. Кеннеди. Слышно, как стрекочет о стекло муха; шипит старая пластинка; раздается улыбчивый голос Фрэнка Синатры – Нью-Йорк, Нью-Йорк.