Лето по Даниилу Андреевичу // Сад запертый
Шрифт:
– Вы – это кто?
– Я и Генка, Серега будет приезжать окказионально, у него же семья в городе. Ты, если тоска возьмет, давай тоже в гости наведывайся. Ну или как там тебе удобно.
Вадим стоял на гулком люке посреди подвала: стройный, с сильными худыми плечами и высокой талией, на длинных ногах – наколенники мотоциклетной защиты. Копна русых волос над стрижеными висками, мягкий прямой русский нос из тех, что в юности кажутся неопределенными, а позже приобретают почти классические очертания. Как она могла принять его за Даниила Андреевича? Он же совсем другой.
– Ладно, на свет божий ты, видимо, не собираешься, а я сегодня купаться тоже не намерен. Запиши на
Продиктовал номер и вышел, погудев ботинками по цепочке железных крышек.
Дни шли один за другим, Алька втянулась в нехитрый график, и после первых недель полного погружения стала чаще покидать подвал, почти всегда позволяла себе прогулку в середине дня, иногда даже уезжала с Андреичем и Генкой куда-нибудь по окрестностям – к устью реки Систы, где было красивое побережье и чистый сосновый лес, или на Горовалдайское озеро; один раз они завернули оттуда в замечательное, по словам Вадима, место – к заброшенному береговому форту. Ехать туда надо было через поселок Черная Лахта, дальше дорога шла через лес, а посреди него внезапно стоял запретительный знак и над раскисшей грунтовкой висел ржавый шлагбаум, который они объехали по обочине. Минут через десять тряски по лужам и ухабам пейзаж начал меняться, и вскоре вместо темного леса с обилием мусорной черной ольхи перед ними раскинулся участок ветреного побережья, на котором помимо привычных здесь сосен росли высаженные в произвольном порядке березы с сильными тугими стволами, мощные сероватые дубы и веселые ясени. А на самом берегу стояла вышка наблюдательного пункта, дальномерный павильон и, чуть дальше, – комплекс морской батареи с сетью подземных сооружений. Пацаны полезли на НП по ржавым трапам, их смех и невинный матерок доносились из недр полой башенки. Они, наверное, представляли себя офицерами форта: не извольте сверзнуться, господин капитан-лейтенант! – кричал Генка; подтяните жопу, товарищ мичман! – ответствовал ему Вадим. А ей все казалось, что она уже видела этот каменистый берег, деревья и серый бетон оборонительных сооружений, частую, серо-золотистую на мелководье волну, и стремительно проходящее по линии горизонта соединение небольших боевых кораблей.
– Вы же говорите, она у меня и так пустая.
– Ну, это я образно выразился. – смягчается Даниил Андреевич.
– Брат тоже говорит, книжки надо… и спортом заниматься, а не это…
Они бредут по обширной школьной лестнице; гардеробщица внизу нервно бренчит ключами. Школа засыпает; рано. Полвосьмого.
– Не что?
– Девок по углам не жать, – выдает Миша и краснеет.
– Девок? – усмехается Даниил Андреевич.
Миша краснеет еще больше, спотыкается.
– Я считаю, самое время. – серьезно говорит Ворон. Смотрит на Мишу искоса, смеется. Весело ему. – И любить, и думать надо учиться вовремя. Это, может, самое непростое и интересное, что есть в жизни.
Выходят на улицу – в прохладный, мокрый декабрь. Данька сладко потягивает плечи, останавливается и смотрит на красную полоску зимнего неба, которое гаснет на глазах, придавленное густыми облаками, с ночной стороны уже подсвеченными морковным отблеском большого города.
– Но спорт… это, конечно, тоже хорошо. Хотите, я вас в конюшню свожу как-нибудь?
– А вы это… еще и на лошади умеете?
– Не то чтобы умею, в детстве занимался немного. Потом застеснялся – там одни девочки обычно, и мне было как-то… неспортивно. – Даниил Андреевич чему-то тихо улыбается. Они стоят на трамвайном виадуке, и с некоторого отдаления видно, что Слава Медведев уже почти на полголовы выше небольшого чернявого
Петрович примчался утром.
– Ну вот, Дань, а ты туда же – лояльность, все дела. Пора понять – либо мы их, либо они нас. Не уберег Серегу, эх.
– В Кронштадт идут, на день Флота! – раздался сверху голос Андреича. Он уже взобрался на последнюю площадку наблюдательного пункта и, перегнувшись через остатки заграждения, указывал Альке на далекие корпуса эсминцев.
День Флота. Конец июля уже. Вам следует уехать сегодня же.
– Спускайтесь уже! – крикнула она Вадиму. – Мне нужно успеть до десяти в медсанчасть.
Тем вечером ей в дополнение к лестнице в подвал задали мыть два пролета между хирургией и травмой. Было уже начало двенадцатого, и она торопливо размахивала шваброй, опасаясь не успеть на автобус. Парни предлагали дождаться ее и подвезти, но она почему-то отказалась. Ей и так было все время неловко, что они возятся с нею, развлекают, а Генка еще и то и дело пропадает куда-то, будто норовя оставить их с Андреичем наедине. На площадке у травмы курили двое выздоравливающих – дяденька средних лет с загипсованной ногой и парень помоложе, с тем типом повреждений, которые обычно остаются после доброй потасовки. Скрипнула дверь на отделение, и на лестницу вышел третий – совсем еще пацан с забинтованной башкой и характерными темными очками вокруг глаз.
Варвара несет водку.
– Ничё, Чингис. – Данька удивленно приподнимает бледное, мятое лицо. – Прорвемся, – говорит Петрович. – И, кстати, переезжай в город наконец. А то подловят тебя здесь где-нибудь, а мне отвечай.
Даньку бьет дрожь. Он не смеет Варе в глаза посмотреть. Ему все мерещатся черные морды и как ее в кусты волокут.
– Ничего, – говорит она, и приобнимает его мягко, и к плечу волосами прислоняется. – Ничего страшного не случилось, Иконников ведь тупой был, как тот гриб в парке «Александрия». А теперь семье за его тупость пенсию выплачивать будут; и все равно что герой.
Данька стряхивает ее с плеча. Спохватившись, гладит по волосам. Он уже не знает ничего, ничего не понимает. Петрович напротив раскачивается над рюмкой багряным колоколом. Опухшие брылья печально дрожат.
– Курнем? – спрашивает Данька и выходит с Варькой на воздух.
– …Они еще летом продали квартиру – кавказцам каким-то. Очень быстро продали. Деда забрали и уехали.
– Куда? – зачем-то спросил Данька.
– Кажется, у них родственники в Севастополе. А новые хозяева так и не появились…
– Мы – новые хозяева, – поясняет Петрович и плечом проталкивает Даньку в прихожую. – Что встал? Располагайся. Вот, сержанта еще поселишь куда-нибудь. Он тебе кофей по утрам готовить будет, – капитан аж гоготнул, так ему понравилась идея. Соседка жалобно посмотрела на Даньку и исчезла. Ворон обернулся – на площадке теперь маячил рослый парень с рюкзаком через плечо и сержантскими лычками.
– Меня Алексеем зовут, – представился. – Я здесь на пропусках буду сидеть, когда вахту сделают. Мы с вами соседи, – Данька рассеянно пожал руку.
– Эй, мужики, – тихо произнес он. – А это какой город?
– В смысле? – не понял драчун.
– Ну, город… где мы находимся.
– Планета Шелезяка, населена роботами, – съязвил дяденька.
– Ты подожди, – прервал его парень, – ты откуда такой красивый нарисовался вообще?
– Не помню, – сдавленно произнес тот. – Кажется, мы с пацанами в увал пошли…
– Ты служивый, что ли?
– Да вроде…
– Имя помнишь? Номер части?
Парнишка присел на корточки и обхватил голову руками.