Лето с капитаном Грантом

Иванов Сергей Анатольевич

Тут и кончился фильм. Народище повалил под впечатлением последних выстрелов.

Захар, заслышав на веранде голоса ребят, вдруг через раскрытое окно прыгнул в темноту. Давненько он не был способен на такие решительные поступки, а вернее, никогда. Но уж выпрыгнув, надо было действовать дальше, что-то предпринимать.

С Жекой встретиться! Ну а где он сейчас может быть? Или в шкафу, или под арестом. В Замке.

Жека в это время сидел на стуле у стены и придумывал слова, которые он скажет начальнику. Но

Олег Семеныч все не шел, и Жека в голове своей зачеркивал придуманные слова и придумывал снова. И опять зачеркивал.

Захар с удивлением взирал на своего командира. Никто его не держит, а он сидит и шевелит губами. Захар не выдержал этой жути, тихо поскрёбся в стекло.

Жека увидел выступающий из темноты лик бывшего подчинённого… Как-то удивительно все сходилось в одной точке!..

Захар не знал, что делать, и поэтому махнул рукой: мол, айда отсюда!

В ответ Жека покачал головой — любому становилось понятно: он не уйдет. А Захар ещё почувствовал, что Жека додумался до чего-то такого, до чего ему лично, Захару, никогда не додуматься. Просто Жека — ну что поделаешь — такая одаренная личность, а он, Захар, не очень. Ему сделалось от этого грустно. Но не обидно! Потому что Захар был добрым человеком.

Он пошёл по дорожке среди кустов, выросших в темноте до неба. Впереди мутно белела фигура… Олег Семеныч! Захар тихо шагнул за куст. Услышал, как начальник открыл дверь. Захар стоял за своим кустом и ждал.

И еще послышались шаги: быстрые, запыханные — Люсины. Тут как раз из дверей Замка вышли Олег Семеныч и Жека.

— Таран?! А ты что здесь?..

— Да мы… после, — сказал начальник.

— А у меня мальчик пропал! Захаров!

— Он меня ждет. — Голос был и Жекин, и не Жекин. Словно другой. — Ты не беспокойся, Люся. — Потом позвал: — Захар! Толян!

Дальний куст зашевелился и сказал:

— Я здесь.

Глава шестая

ВИДЕНИЕ В ЗАБРОШЕННОМ САДУ

Что сказать о взрослых «Маяка»? Не берегли они свое время! Планерка назначена на десять тридцать, сейчас уже без четверти одиннадцать, ночь на дворе, а в сборе едва половина народа.

Олег Семеныч сидел за столом в Замке покаяния и, водрузив на нос очки, очень так по-домашнему просматривал «Комсомольскую правду».

Остальные разговаривали о том о сем, обязательно переходя на свои дела, на свои отряды. В углу сидел доктор Андрей Владимирович, шевеля рыжими усами.

— А мне Лиза моя, — рассказывала Света Семина, вожатая малышей, — сегодня и говорит…

— Какая Лиза? — спросила Люся Кабанова. — Это которая каштановая такая?

— Ну да… «А почему, говорит, мою маму называют домашняя хозяйка?» Я, знаешь, насторожилась: «Как же, — спрашиваю, — ее называть?» А она: «Разве дикие хозяйки бывают?..»

Вошла

старшая пионервожатая Аня:

— Ох! День как жизнь! — и, устало улыбаясь, села на свое руководящее место, рядом с начальником.

Появилось еще несколько человек и с ними Валерия Павловна, воспитательница первого отряда.

— Прострогала я твою Яну Алову, что она чуть не ревела! — сказала ей Аня.

— Ну, и что тут хорошего? — Валерия Павловна достала сигареты, спички и тотчас убрала все в карман. — С кем ты сладила-то? С ребенком.

— Брось ты, Лер. Девке четырнадцать лет! Мы еще с этим ребеночком наплачемся!

— Не знаю… Я так не думаю. — Валерия Павловна опять вынула сигарету, хмыкнула невольно, пошла на крылечко покурить.

Вошел наконец Михаил Сергеевич Зотов.

Начальник лагеря снял очки и с особой внимательностью посмотрел на бородатого. Тот даже оглянулся туда-сюда…

— Вы чего, Олег Семеныч?

— А того, милый. Опаздывать не надо! Знаешь, как в средние века? Кто из вассалов приезжал на зов сеньора последним, тому делали секир-башка!

— Понятно, товарищ сеньор, — сказал Миша, тоже и шутя и обидевшись. — Так я вам сейчас вещественные доказательства принесу — вашей неправоты!

Через минуту в Замок покаяния ввалился громадный рогатый зверь. Он ухнул, сломался напополам и стал Михаилом Сергеевичем Зотовым и двумя банкетками.

Банкетки эти знал весь лагерь. Они были новенькие, с мягкими сиденьями и стоили сумасшедших денег. «Маяк» в смысле мебели жил довольно демократически: железно-деревянные стулья, крашеные лавки зотовской работы, железные, так называемые «панцирные», кровати. И вот перед второй сменой по настоянию Олега Семеныча было куплено пятнадцать штук этих банкеток.

Теперь все удивленно смотрели на Мишу, потом — внимательней — на банкетки… В середине каждая из них была располосована, потом аккуратно зашита. В результате остались как бы шрамы, похожие на зигзаг молнии или на латинскую букву «зет».

— Где они были? — спросил начальник и нахмурился.

— В столовой я их увидел, — ответил Зотов.

— А я говорила, — Аня потрогала шов, — не надо нам покупать дорогую мебель.

— Ну… покупать ребятам грошовую мебель тоже не выход, — хмуро сказал начальник, и Аня покраснела.

— Я убрал их, — сказал Миша, — потому что…

— Ты правильно сделал, Миш. Драни в лагерных помещениях стоять не должно. — Начальник кивнул. Но лицо его оставалось всё таким же хмурым. — В общем, какие будут мысли?

Он посмотрел на Валерию Павловну, на Лерку, с которой он проработал бог знает сколько лет… Ему хотелось, чтобы то странное предложение, которое пришло ему в голову, исходило не от него. Встретился глазами с доктором. Тот чуть прищурился и неожиданно кивнул. Неужели понял?