Лето в большом городе

Бушнелл Кэндес

"Запомните этот вид", - говорит Саманта, - "Потому что вы тоже здесь в последний раз. Я ухожу."

"Что?"

"Так будет правильно," - говорит она, расхаживая по гостиной, залитой солнечным светом. Из око открывается потрясающий вид на Центральный парк. Можно разглядеть практически каждую уточку в пруду. "Свадьба отменяется", - заявляет она, - "Мы с Чарли расстались."

Я смотрю на Миранду, и вращаю глазами. "Конечно, и это пройдет," - шепчу я, подходя к окну, чтобы лучше все рассмотреть.

"Кэрри,

я серьезно," - говорит Саманта. Она подходит к стеклянному столику на колесиках и наливает себе в стакан хорошую порцию виски. "И за это я должна сказать тебе спасибо."

Она сливает напиток обратно и поворачивается к нам: "Вообще-то, это благодаря вам обеим."

"Благодаря мне?", - спрашивает Миранда, - "Я даже не видела этого парня."

"Но именно вы посоветовали мне рассказать ему."

"Что рассказать?" - озадачена Миранда.

– О моём состоянии.

"О каком?"

"Ты поняла, о чем я. Об этом," - шипит Саманта, - "Моя матка.."

"Эндометриоз?" - спрашиваю я.

Саманта поднимает руку. "Я больше не использую это слово. Никогда."

"Эндометриоз - это вряд ли "состояние", - замечает Миранда.

"Объясните это чарлиной маме."

"О, милая!" Я понимаю, что мне тоже нужно выпить. И закурить.

"Я не понимаю," - Миранда подходит к стеклянному шкафу, где хранится коллекцияЧарли из памятных спортивных сувениров. "Это от настоящего бейсбола?"

"Чего не понимаешь? И да, это подлинный автограф Джо ДиМаджо," - отрезает Саманта.

"Я думала, что вы собираете китайские наборы," - говорит Миранда. Саманта смотрит уничижительно и исчезает в холле.

"Хм, я что-то припоминаю. Саманта же всегда говорила, что Чарли хотел стать бейсболистом, но мать ему запретила?" - спрашиваю я.

"Наверное, Чарли тайно представляет, что он Джо ДиМаджо, а Саманта - Мэрилин Монро."

"Так и есть. А помнишь, как Джо ДиМаджо всегда возмущала сексуальность Мэрилин, и он стремился превратить ее в домохозяйку? Да это практически наглядное пособие."

Саманта возвращается с кучей одежды на руках и кидает ее на диван из искусственной замши.

"Ты виновата не меньше Миранды.

Это ты мне сказала, что нужно больше быть собой."

"Я не имела в виду такое. Я не думала..."

"Ну, вот что по правде случается в Нью-Йорке."

Она убегает в ванную и возвращается с другой кучей, которую сваливает к нашим ногам.

Затем она хватает мешки для мусора, отрывает один и начинает лихорадочно засовывать в него одежду. "Вот что я получила в итоге," - повторяет она дрожащим голосом.

"Пинок под зад и пятьдесят центов на метро."

– Воу. Ты серьёзно?- спросила я?

Она на секунду останавливает и протягивает руку: "Видишь?". На ней надеты большие золотые часы "Ролекс", инкрустированные

бриллиантами.

"Они тоже настоящие?" - заходится Миранда.

"Держи себя в руках" - предостерегаю я, - "Почему бы он стал расставаться с тобой, подарив такой огромный "Ролекс"?".

"Ты, вероятно, сможешь приобрести за него маленькую страну," - добавляет Миранда.

Саманта садится на корточки: "Судя по всему, это традиция.

Когда разрывают помолвку, то дарят бывшей невесте часы."

"Тебе нужно чаще обручаться."

Саманта в ярости срывает часы и бросает их в стеклянный шкаф, от которого они отскакивают. Некоторые вещи невозможно сломать. "Как это случилось со мной? Я все контролировала. Я схватила Нью-Йорк за яйца. Мне было так хорошо не быть собой. "

Если бы мы могли сложить свои сердца в стеклянный шкаф, думаю, я бы уже стояла перед ней на коленях. "Ты не соизволила появиться в Кляйнфельде," - мягко замечаю я.

"Это исключение. Один промах. И я сгладила его, сказав Гленн, что прибегну к услугам ее декоратора, чтобы оформить квартиру. Даже если бы он оббил квартиру ситцем. Что страшного, если появятся несколько цветочков - тут и там?

Я согласна на розы, если нужно", - и она внезапно заплакала. Только в этот раз по-настоящему.

"Вы не поняли?" - рыдает она, - "Меня выкинули из-за худых фаллопиевых труб."

Отвергнуть девушку из-за фаллопиевых труб? Это надо быть последним... думаю, вы сами подобрали эпитет. Но, возможно, в Нью-Йорке все действительно так, как всегда говорила Саманта: учитывается все, даже те вещи, которых не видно.

А то, что видно, как правило, достаточно плохо.

Я мысленно считаю сколько мусорных мешков разбросано по квартире Чарли. Четырнадцать.

Мне нужно сбегать найти еще коробку. За два года отношений может скопиться очень много вещей.

"Багаж", - говорит Саманта, пиная один из мешков на пути, - "Все в багаж!"

"Эй!" - восклицаю я, - "В нем же туфли от Gucci!"

"Halston, Gucci, Fiorucci? Какая разница?" - она вскидывает руку, - "Какое это имеет значение, если жизнь разрушена?"

"Ты кого-нибудь найдешь себе," - беспечно говорит Миранда, - "Ты всегда так делаешь."

"Но не того, кто на мне женится. Все знают, что мужчины женятся на Манхэттене лишь по одной причине - они хотят детей."

"Но ты же не знаешь, можешь ли иметь детей", - возражает Миранда, - "Доктор сказал..."

"Кого волнует, что он сказал? Все всегда будет повторяться."

"Ты не знаешь этого," - настаиваю я. Хватаю мешок и тащу его к двери. "И ты действительно хотела провести жизнь, выдавая себя за ту, которой не являешься?", - я перевожу дыхание и указываю на плексигласовую мебель, - "В окружении пластика?"