Лето в горах
Шрифт:
Автобус укатил, а Таня по-прежнему сидела и думала: насовсем они уехали или скоро вернутся? Мальчишки были какие-то дикие, немытые, опасные. Лучше бы ей не думать о них и вернуться в гостиницу, но она не уходит отсюда и неотвязно думает: приедут они обратно или нет?
Мальчишки, наверно, самые отчаянные люди в поселке и самые счастливые. От их чумазых дикарских лиц, от их вольных жестов, выходок веет радостью, здоровьем и силой. Они ничего на свете не боятся, и Таня, худенькая, болезненная, всем здесь чужая, завидует им.
Жарко стало — невмоготу. Таня
В это время к стоянке подходит автобус. Первыми из него вываливаются мальчишки. Таня радостно вздыхает: приехали! Из автобуса несутся крики и ругань. Мальчишки хохочут и гримасничают, пока автобус не наполняется людьми и снова не уходит.
Площадь пустеет. Теперь на их спектакль смотреть некому, и они бегут к реке. Прыгая по камням, они летят прямо на Таню. Они останавливаются перед ней, таращат глаза от любопытства. Лбы их морщатся от страшного умственного усилия: кто эта девчонка? Откуда здесь? Какую каверзу учудить с ней?
Таня боится шевельнуться. Они стоят друг против друга недолго, каких-нибудь три секунды, но этого достаточно, чтобы рассмотреть мальчишек. Один из них курнос и конопат, а другой смугл и черноволос, с глазами узенькими, блестящими и хитрыми, как у лисы. Сразу видно: чернявый — главный разбойник, а тот, конопатый, состоит у него в подручных.
Таня оглядывается. На автобусной станции люди, но звать их на помощь — все равно не услышат в грохоте реки. Она переводит глаза с одного на другого, но зря ищет пощады у страшных хищников здешних мест. Они переглядываются и усмехаются. И тогда в отчаянье она идет прямо на мальчишек, и те, растерявшись от неожиданности, дают ей спокойно пройти. Правильно, Таня, молодец! Так и надо, чего их бояться! Если бы Таня и дальше спокойно пошла, ничего бы не случилось. Но зачем же она бросилась бежать?
Эта ее ошибка сразу возвращает разбойникам смелость. Они устремляются за ней, сдергивают панамку, прыгают перед ней и рычат, как дикие звери. Таня мечется туда-сюда, но мальчишки вырастают перед ней, загораживая дорогу, будто их не двое, а целая сотня. Куда бежать и как спастись от них, люди?
И тогда, задохнувшись от бессилия и страха, Таня бросается навстречу автобусу, свернувшему с моста. Она бежит, видя перед собой продолговатое синее тело с тупой, добродушной, глазастой мордой. Автобус стремительно надвигается на нее и только в последнее мгновение с яростным скрежетом задерживает свой бег. А девочка, раскинув руки, спотыкается и падает на мостовую, головой ударившись об асфальт…
К толпе, обступившей девочку, торопливо подбегает долговязый человек в соломенной
Толпа на площади рассеивается, автобус подкатывает к остановке, а мальчишки пробираются задами, наблюдая за мужчиной в соломенной шляпе и девочкой, пока те не скрываются в гостинице.
В тот же день Таню навещает доктор. Он прослушивает сердце, проверяет глаза, прописывает лекарство и говорит, что у девочки шок и ей нужен покой. Он сам ей делает перевязку — аккуратную такую, по самые брови, шапочку на голове, — хлопает ее по плечу и уезжает на машине-«неотложке».
— Слыхал, что сказал доктор? Покой! А какой ей тут покой с мужчинами? Приходят ночью, водку пьют, курят. Разве ей тут с вами покой будет? Ладно, я за ней сама посмотрю.
Это тетушка Айгерим, гостиничный администратор. Она ругает за что-то отца, кричит на него, а к вечеру забирает девочку к себе и помещает ее в своем флигельке, который находится в гостиничном дворе, за оградой, обсаженной густой акацией.
Таня всю ночь бредит, кричит, зовет отца. Айгерим вскакивает, меняет компрессы на груди, сидит рядом и гладит ее тонкую горячую руку и что-то бормочет, мешая русские слова с казахскими. Когда девочка успокаивается, Айгерим на цыпочках отходит, гасит свет и, вздыхая, укладывается на узком диване у окна. И всю ночь не спит отец. Он встает, выходит на крыльцо, курит, бродит по двору, оглядываясь на окошко во флигеле, а когда в нем зажигается свет, стоит не дыша за акацией, едва различая за ней мощный силуэт хозяйки. И отходит, когда гасится свет.
Наутро Таня чувствует себя легче, и Айгерим грузно бегает между гостиницей и флигельком, разживается у соседей посудой и возится на кухне: готовит разные вкусные вещи, потому что, слава богу, есть кого угощать — у девочки появляется аппетит. Илья сидит на диване, сложив руки на коленях, растерянно кивает дочке, лежащей на широкой хозяйкиной постели в стеклянном фонарике, отгороженном от гостиной старой выцветшей гардиной.
— Что, тебе делать нечего, — машет на него Айгерим, — ходи по своим делам, мы тут без помощников обойдемся.
Илья виновато улыбается — заботы на чужих людей свалил, — покряхтывает для порядка, приносит воды и уезжает в район, успокоенный.
Вот уже больше недели как он ездит по окрестным поселкам, ищет работу и дом для покупки. Он и механик, и слесарь, и шофер — в общем, мастер на все руки, да только не находит пока того, чего хочется: то работа есть, зато дом по цене не найдешь, то дом подходящий, а работы по специальности нет.
Приезжает он на следующий день к вечеру расстроенный, заходит во флигель.