Лето выбора

Гончарова Галина Дмитриевна

Репортеры это оценили, и писали о Яне в самом положительном ключе. Да и сложно было написать иначе. Яна не делала ничего плохого. Она работала с бумагами, взяв на себя часть административных хлопот, она прогуливалась по городу, ходила в храмы, выслушивала людей, старалась помочь...

– Государыня, не проще ли будет остаться в Ирольске, а потом поехать вслед за войском?
– уточнил один из репортеров.

Алексей, - припомнила его имя Яна. И отрицательно качнула головой.

– Жом Алексей, я императрица Русины. Отец предал мне эту тяжелую ношу. И

я обязана. Обязана выдержать. Хотя бы то, что выдерживают мои солдаты. Те люди, которым приходится намного тяжелее, чем мне. Которые прошли по дорогам Русины, которые стреляли в противника, которые защищали и продолжают защищать даже не меня - свою родину. Разве я могу ответить им неуважением? Остаться в стороне? Я постараюсь не мешать генералу Валежному, но сделаю все, что смогу. Даже немного больше.

– Государыня, вы согласны на переговоры с Освобожденцами?

– Чтобы сохранить даже одну человеческую жизнь, я соглашусь на переговоры даже с гигантским слизнем.

Репортеры от души посмеялись над сравнением.

– Что будет, если они не согласятся на переговоры?

– Штурм, - просто сказала Яна. И развила тему.
– Кровь, боль, отчаяние и горе сотен тысяч женщин. Ради тех, кто живет под этим небом, я надеюсь, что Пламенный согласится на переговоры.

– Государыня, выбрана ли кандидатура императора?

– Пока еще нет.

– Но возможно...

Яна покачала головой.

– Я с радостью выйду замуж. Но только за человека, которому можно доверить судьбу Русины. И никак иначе.

– Государыня, как вы сможете определить такого человека?

Яна улыбнулась. Была, была у нее мысль. Вот всех освобожденцев подряд она не знала, а Тигру можно было доверить судьбу Русины. Опять же, она помрет вскоре после брака и за подставу ей ничего не будет. Вот ведь... в чем угодно можно найти свои плюсы.

– Это будет человек, которому страна дороже собственных амбиций. И никак иначе.

– А любовь, ваше...

– Она у нас будет. К Русине. Общая.

Яна улыбалась. Отвечала на вопросы, шутила, потом заиграла труба, и она шагнула вперед. К Валежному.

Ему - говорить.

Ей - быть рядом. Быть символом. Это правильно. Это лучшее, что она может сделать здесь и сейчас.

– Солдаты! Братья мои! Сегодня мы выступаем...

Валежный говорил хорошие и правильные слова. О том, что враг будет разбит, что победа будет за ними, что они справятся - ради Русины, что им надо сделать еще одно, последнее усилие...

Яна слушала, и ей хотелось плакать.

Пафос?

В том-то и дело, что не пафос! Если политик, который в двадцать первом веке произносит речи о свободе и равенстве, выглядит смешным и нелепым, назойливым и напыщенным, то Валежный не просто говорит.

Он верит в свои слова.

Он за них готов жизнью ответить. А возможно, и ответит.

Почему такие люди перевелись в ее времени? Когда все свернуло не в ту сторону? Когда при слове: 'честь' начали презрительно улыбаться, возводя во главу угла личную выгоду?

Когда?

Что можно сделать, чтобы этого не произошло

в Русине?

Яна стояла, и не замечала, что из ее глаз катятся слезы.

Сами по себе, неконтролируемо, рефлекс такой, или пыль попала... заметили журналисты. Заметили солдаты. Но все промолчали.

Запела труба. Яна взлетела в седло (каждый день тренировалась) и направила коня к выезду из города.

Она не прочитает хвалебных статей. Не узнает, что о ней будут говорить. Ей это неважно. Она едет умирать. И должна сделать это, как символ.

Не только для Русины.

Георгий должен гордиться своей матерью. Чтобы когда-нибудь понять ее и простить...

Слезы все текли и текли. И Яна не вытирала их.

Ветер в лицо, пыль... понятно же! Сами высохнут...

Ида, Свободные герцогства.

Что такое монета, Гошка знал хорошо. Что ж он - несмышлена трехлетняя, что ли? И что такое деньги, и как их зарабатывают, и что сколько стоит, и даже, как торговаться - все он знал и все умел.

Правда, не понимал, зачем оно ему нужно? У него все есть. Даже на сладости тетя Ида денег дает. То есть они просто лежат в шкатулке, бери - не хочу.

Его ни в чем не ограничивают.

Они с Идой везде ходят, они в госпитале помогают, и Потапа уже допустили к перевязкам. Потом, правда, отстранили. Говорят, рука у него тяжеловата. Но если где что вынести, принести, перевернуть, подтянуть - только его и зовут.

А вот у Гошки руки хорошие. Ему даже уколы уже делать доверяют.

Говорят, и не чувствуется ничего. Как комарик укусил.

Мальчику было интересно. Крови он не боялся, отвращения не испытывал... ну и просто - любопытно! Жом Станислав говорит, что скоро его можно будет и на операции брать. Пока ассистировать, убрать, принести, но это для начала. А как подрастет чуточку, ему и инструмент подавать, и швы накладывать доверят!

Интересно же!

Безумно интересно!

Но ведь жизнь не состоит из одной работы! И погулять хочется, и по улицам пошататься. Но тут-то и возникают проблемы. Герцогства... хоть и не война, но все же детям лучше не ходить одним. Топыч - дело другое. С ним можно, он почти взрослый. Но тут еще одна беда.

Топыч не знает местного языка. Поэтому объясняться приходится Гошке, а его не все слушают. Остается играть в парке рядом с домом. Через одну улицу от дома.

Сюда ходят дети с гувернантками, здесь прогуливаются почтенные граждане, здесь... нет. Вот парочки здесь не встречаются. Это не свидание получается, а сплошное издевательство.

Если тебя и не увидят родные, то им обо всем расскажут знакомые. Никакой тайны. Напрочь убитая романтика.

Вот в парк Ида Гошку отпускала с чистой душой. Даже с Топычем.

Она вообще была вчера счастливая. Получила весточку из Русины, и показала все Гошке. Жом Ураган свою любовь не забывал. И понимал, что впрямую некоторые вещи не напишешь.

А вот передать парочку вырезок из газет - спокойно. С фотографией Яны и статьей: 'Прибытие императрицы в Ирольск'. Валежный расстарался.