Летопись Третьего мира. Ч.3 Белое Критши

Версон Мария

Амита трясло ещё с полчаса, но натренированные руки монахов не устали ничуть. Прикрыв глаза и поджав губы, Стижиан вжимал медиума в постель, не подумав о том, что может сломать ему кости. Рана на груди открылась вновь, но они уже не знали, что ещё можно придумать, чтобы попытаться остановить кровь. Использовать приготовленное Орой варево теперь казалось совершенно неразумным.

Внезапно, Амит перестал дергаться. Он взвыл не своим, глухим голосом. Его спина выгнулась, мышцы напряглись до предела, и резко ослабли. Медиум упал на кровать и тело его обмякло.

Ора

с очумелыми глазами смотрела на льющуюся из раны кровь, впервые, за все время что он здесь, залившую кровать. Освободив руки, она прильнула к груди Амита и с удовольствием вслушалась в неровный ритм его сердца.

– Он жив.
– Улыбнулась монахиня, глянув на Стижиана, чье лицо оказалось полно ужаса.
– Пока.
– Она прочла в его лице оттенок радости, необоснованной по её мнению.
– Что с тобой? Эй! Стиж?

Голубые, столь же яркие, как и всегда, глаза Амита, сквозь едва приоткрытые веки со смутой во взгляде были обращены к Стижиану. Взгляд не выражал ничего: в них не было и оттенка пережитой медиумом боли.

Увидев это, монах вытянул палец и поводил им перед лицом Амита, но тот не уловил движения и по-прежнему смотрел Стижиан в лицо. Внутри того все похолодело.

Амит... умирает? По-настоящему умирает? Нет. Не-ет. Нет!

Его губы стали едва шевелиться, но Ветру-младший не слышал звуков. Слышала лишь Ора, с её-то нечеловеческим слухом. Чтобы понять, что тот бормочет, Стижиану пришлось склониться над другом так низко, что ухо чуть ли не сказалось его губ.

Смутно, нечетко, непоследовательно, но Амит сказал ему все, ради чего, преодолевая немыслимую боль, пробивался к поверхности своего сознания.

– Вильмут рассказал мне об осколках.
– Начал Линео не издалека.
– Четыре осколка хранились в его подземной лаборатории, но ему толком не удалось изучить их свойства, потому как, цитирую, "эти инквизиторские кретины, при извлечении, окрасили магию кристалла тенью". Пятый осколок, на которого Вильмут возлагал большие надежды и как исследователь, и как психопат, был заперт внутри разлагающегося сосуда некоего персонажа, которого мы знаем как Пророка.

– Да, я уже рассказывал об этом.
– Подтвердил слова магистра Тео, засунувший ладонь в передние карманы брюк и облокотившийся о косяк двери.

– Хорошо. Несколько дней назад, я, правда, не знаю, как, хотя чему тут удивляться, это же Вильмут!
– Линео взмахнул руками.
– Он спустился в завалы лаборатории и обнаружил там тело Пророка. Или пророчицы. Поскольку теперь это - труп, то непринципиально. Угадайте, что он выяснил?

– Что она жива? Или что она умерла и осколок освободился?
– Кирано развел руки и его брови сложились домиком.

– Отчасти ты прав, юноша. Но лишь отчасти.

Ещё одна красивая, эффектная пауза, переживая которую Тео захотелось схватить магистра за шкирку и как следует потрясти. Благо, ему хватило ума этого не делать.

– В теле Пророчицы действительно не было осколка. Как не было его и в лаборатории. То же касается прочих четырех.

Внутри мастера Ветру что-то оборвалось.

Он прикрыл глаза, сцепил губы и несколько раз ударился затылком о косяк. Он понял, к чему клонит магистр Визетти.

– Теоллус, - обратился старец к нему, - вы говорили, что не так давно, после событий в Эсфити, Амит уже впадал в подобное состояние, похожее на кому. Если я не ошибаюсь, это случилось после вашего посещения подземного храма, находящегося под смешанными землями между Кор-Неилем и Эсфити. Я прав?

Мастер молчал, но его лицо давало вполне ясные ответы.

– По моим неточным, но весьма обоснованным данным, именно там находился подлинный эсфитийский осколок, бывший там, но бесследно пропавший после вашего боя с обитавшим там существом. Я снова прав?

– Да.
– Тео по-прежнему не открывал глаз.
– Точнее некуда.

– К чему вы клоните?
– Одни только Кир да Варанья не понимали, о чем идет речь.
– Что происходит со святынями?

– Святыням вашим ничего не будет, в том или ином виде, будь-то сосуд кристалла или же сгусток энергии, они будут по-прежнему существовать, но вот медиум, поглотивший шесть осколков, может с этим не справиться.

– Вы хотите сказать, что Амит скапливает в себе чудовищную силу сияния?!
– Кирано чуть не подпрыгнул, едва до его ума дошел смысл сказанного.
– Зачем ему это, он и без того неимоверно силен!

– Юноша, я не уверен, что он вообще знает о происходящем. А когда узнает, если выживет конечно, вряд ли сможет использовать потенциальную мощь кристаллов. Вильмут, маг куда более образованный, нежели сий юнец, не одну сотню лет бился со свойствами этих кристаллов, но так ничего и не получил.
– Линео облизал пересохшие губы.
– Нет ничего страшного в том, что он поглощает осколки. Когда его время подойдет к концу, кристаллы покинул сосуд его души, в этом и я, и Вильмут сходимся во мнениях.

– А о чем же нам тогда стоит беспокоиться?
– Подал голос Тео.

– Вы меня плохо слушаете, мастер. Четыре из шести осколков, которые с очень большой вероятностью сейчас перевариваются в сосуде этого мальчишки, осквернены тенью. Если кто вдруг не понимает, я поясню: тень, в отличие от негатива, является абсолютно противоположной магией сиянию. Тень, сокрытая в осколках, давит на сосуд, и в нём не может возникнуть энергия сияния, и из-за этого сосуд переполнен. Вот почему энергия риджи прошла сквозь него.

– Значит, - уже гораздо спокойнее произнес Кир, - мы должны извлечь из него кристалл.

– Как?
– Усмехнулся Линео.
– Вильмут четыреста лет над этим бился, но ему так и не удалось.

– Значит, Сен-Ин будет жить с реликвиями внутри себя?
– Юнец произносил это с нескрываемым неудовольствием.
– И без вариантов?

– Что-то я не понимаю, тебя беспокоит судьба осколков, или же судьба медиума?

– Я ценю сохранность осколков выше его жизни, - без промедления ответил Кирано, уверенный и довольный своими словами, - он все же монах, и прежде всего он должен хранить слово Богини.