Летописцы летающей братвы. Книга третья
Шрифт:
Макет Анны Михайловны утвердили безоговорочно, но долго обсуждали слайды, предложенные Редькиным на обложку. И это понятно: обложка – визитная карточка номера. После долгой дискуссии остановились на одном из трёх предложенных. На снимке был запечатлён лётчик, после полёта вылезающий из кабины истребителя. С моей точки зрения – сюжет банальный, заезженный. Но я промолчал. Негоже на первых порах светиться в чужой стае. Перепутают ненароком с приманкой и сожрут за милую душу.
Слайды я увидел впервые, и с удовольствием разглядывал широкоформатную цветную картинку на свет. От Миронова это не ускользнуло, и он полюбопытствовал:
– Как, на ваш взгляд, смотрится?
Не ответить
– Хороший снимок. И сюжет неплохой, и качество отменное! Сами проявляли? – перенёс я внимание аудитории на Редькина.
– От – тткуда? У нас п – ппроявочной машины нет. В АПН пришлось съездить.
В принципе каждый номер журнала должен был утверждаться на заседании редколлегии журнала, но это происходило только тогда, когда приезжал лётчик – космонавт Герман Степанович Титов. Он занимал пост заместителя Главного редактора, скорее для престижа журнала. Настоящая его работа была в космических частях связи Министерства обороны.
Я знал его ещё с училища. Он поступал туда вместе с нашим потоком, но когда пригнали из Павлодарской первоначалки сто двадцать новых гавриков, нас, аэроклубовцев, посчитали в лётном деле менее образованными и, не мудрствуя лукаво, бесцеремонно отправили в Аткарск летать на «Як – 18» – х. Несколько человек, однако, поддались на агитацию представителя от вертолётного училища, и уехали в Саратов.
Герману повезло больше. Он год обучался на «Як-11», ещё один – на «МиГ -15» , был произведён в офицеры и направлен в 26-й гвардейский истребительный полк, расквартированный в Сиверской.
После окончания Сибирского истребительного училища с красным дипломом мне на выбор предложили несколько военных округов. Я остановился на Ленинградском, и по стечению обстоятельств тоже оказался в Сиверской. Но Титова не застал. Он уже был в отряде космонавтов.
Мы встретились после его полёта в космос в университете Дружбы народов. Он выступал перед студентами – иностранцами на ледовой арене, где проводились соревнования по хоккею и фигурному катанию. Минут пятнадцать рассказывал о полёте в космос и не менее часа отвечал на вопросы слушателей. Когда официальная часть закончилась, я набрался смелости и прошёл к нему за кулисы. Поздоровался. Представился и передал привет из Сиверской.
– О, – обрадовался он, – как там наши ребята? Лёва Григорьев, Кузьмин, Шулятников?
– Да вообще – то всё в ажуре. Был там недавно по заданию редакции. Летают. Молодые, те, кто остался после разгона, приступили к полётам в сложных метеоусловиях. Полк переименовали в истребительно – бомбардировочный. Живут, о вас вспоминают, приглашают в гости, Герман Степанович.
– Чего это ты, брат, перешёл на «вы»? – с укором сказал Титов. – Я как был Геркой, таким и останусь. А за приглашение спасибо. Непременно приеду…
Спустя несколько месяцев Титов выполнил своё обещание, но я, к сожалению, на встрече с однополчанами не присутствовал: меня отправили в Польшу.
Прошло два десятка лет, прежде чем я узнал подробности посещения космонавтом родного полка. Рассказывали, что в гарнизон собрались все жители и гости курортного местечка Сиверской, забрасывали космонавта вопросами и цветами, брали автографы, носили чуть ли не на руках. А потом до глубокой ночи длился дружественный банкет…
– Ну, что ж, все проблемы решены, цели определены, за работу, товарищи!– благословил собравшихся Илья Александрович,
– Юрий Александрович, – остановил Главный Кислякова. – Останьтесь на минутку.
Не знаю, о чём между ними происходил разговор, но через приоткрытую дверь доносились фразы на повышенных тонах. Минут через пять Юрка выскочил из кабинета явно взбешенный и предельно злой. «Понятно, – сделал я для себя вывод. – В тихом омуте черти водятся».
– Ну, вот и я, – объявил я своим подчинённым, усаживаясь за рабочий стол. – Для знакомства коротко расскажу о себе.
Анна Михайловна, симпатичная брюнетка с карими глазами, сидевшая по мою правую руку, отложила бумаги в сторону, подпёрла округлый подбородок и навострила маленькие, скрытые модной причёской ушки. Губы её, пухленькие, чуть подкрашенные, приоткрылись в вежливой улыбке, достаточной, чтобы разглядеть между ними полоску ровных, привлекательно белых зубов. Лет ей было не больше тридцати, но лёгкий макияж и новый блузон с повязанным на шее пёстрым платком заметно молодили женщину. Рядом с её столом, прислонившись к стене, высился огромный, как контейнер. Застеклённый шкаф, забитый папками, журналами, справочниками и другой, очевидно, необходимой для работы, литературы.
Редькин занимал столик напротив меня. В кургузом сером пиджачке, с разлохмаченными тёмными волосами и стиснутыми зубами, от чего желваки на его узких скулах рельефно выпирали, он был похож на взъерошенного воробья, напуганного наглой вороной. Фотокорреспондент молча внимал моим словам, сохраняя маску приличия, но его руки беспокойно перебирали кипу свеженьких, очевидно проявленных вечером снимков. Суетливость его, как я понимал, демонстрировала независимость и достоинство перед новоявленным начальником. За его показной кротостью чувствовалось профессиональное превосходство. Очевидно, прознал, что кроме армейской газетёнки «Боевая тревога» опыта работы в журналистике у меня – с гулькин нос. В печати, как нигде больше, новости распространяются со скоростью света.
– У меня нет намерений менять стиль вашей работы. Для этого пока нет оснований. Прошу лишь соблюдать трудовую дисциплину, – закончил я свою речь. – Начнём с чистого листа. И называйте меня по имени – отчеству. А теперь – вопросы?
На минуту в кабинете повисла тишина. Очевидно, мои подчинённые раздумывали, говорить или нет о своих болячках. Наконец, Редькин, волнуясь и оттого ещё сильнее заикаясь, не вставая, пожаловался на дефицит цветной плёнки.
– Ж – жживём впроголодь. От – тдел тттехнических с –средств п – пропаганды во главе с Фоменко с – считает нас нахлебниками, в военторге – игнорируют. Этто – раз. Два: смешно, но в цветном журнале нет проявочной машины для слайдов. Приходится пользоваться расположением коллег. То в ТАСС, то в АПН то в «Советский воин», – ц – целыми днями в бегах. А работать когда?
Он пожал узкими острыми плечами и склонил голову набок.
– Что ж, Дмитрий Григорьевич, согласен с вами, непорядок налицо. Будем исправлять положение, – сделал я пометки в блокноте.
– И аккредитации ни к чёрту, – осмелел и перестал заикаться Курбатов. – Ни на парадах, ни на торжественных собраниях, где собираются знаменитые лётчики, ни, тем более, съездах не бываю. А журнал без снимков, как слепой без поводыря.
– Это верно, – удивился я точному сравнению фотокора.
– И у меня есть серьёзные претензии к отделам. Материалы в номер нашему литературному сотруднику Любовь Степановне приносят в последний момент. А их надо вычитать, править, сделать гранки, снова вычитывать, сокращать, форматировать. Вот и приходится работать на форсажном режиме, – вставила своё слово Анна Михайловна, – вот и получается тяп – ляп.