Летописцы отцовской любви

Вивег Михал

Иногда и фатер умеет удивить.

– Синди?
– говорю.
– Это ваша кликуха или имя?

– Синди - мое имя. Если хочешь, можешь говорить мне ты. Что такое кликуха ?

– Примерно то же, что имя, - объясняю.

– Имя для какой-нибудь девушки?

– Нет, но это не важно. Ты, видать, не здешняя, правда, Синди?

– Правда. Я из Цинциннати, Огайо.

– Клево, - говорю я и киваю на фатера.
– И ты летела в такую даль, чтобы захомутать его ?

Она не понимает меня.

– Говори медленнее, - замечает фатер.
– И повежливей.

–

Почему ты, блин, выбрала его?
– повторяю я Синди медленнее.
– Объясни мне. Объясни мне, почему ты возишься с этим старпером?

– Ну-ну, - замечает фатер обиженно.

Синди улыбается ему и обращается ко мне (у нее красивые зубы):

– Ты хочешь в шутку или сказать тебе правду?

– Правду. Ничего, кроме правды, Синди.

Синди всерьез задумывается.

– Потому что он ласковый, - говорит она, чуть погодя.

– Ласковый?! Не спутала ли ты словечко? Ласковый! Это мне надо взять на заметку!

Синди снова типа смущается.

– На каком языке, блин, вы разговариваете?
– спрашиваю.

– Наполовину по-чешски, наполовину по-английски, - говорит Синди.

– Он не знает английского!
– смеюсь я.

– Он уже хорошо знает.

Я только глаза таращу. Оказывается, Синди три раза в неделю учит английскому фатера и еще нескольких таких же зеленых мозгов, чтобы якобы подготовить их к НАТО!

Это даже для меня перебор.

– К НАТО?!

Я пододвигаю к себе ноутбук и набиваю на нем печатными буквами: DON 'T YOU KNOW HE WAS A KOMMUNIST? Потом поворачиваю монитор к Синди так, чтобы папахен не видел его.

– I know , - смеется она.
– Но думаю, холодная война уже кончилась.

Ее акцент вполне sexy.

– Ведь ему под пятьдесят!
– сообщаю я Синди.

– Не перехватывай!
– отбивается фатер.

– Ты вообще-то знаешь, с кем ты мудохаешься, Синди? Со старой структурой! С разведенным хмырем, у которого двое взрослых детей! Один из них к тому же бабахнутый. Конкретно я. I am a disabled person, do you know it? I am obsessed by writting. I write and write and write. I can never stop doing that. Did he tell you that?

Украдкой взглядываю на фатера: заметил ли он , как я ловко шпарю на иноязе.

– Yes, he did, - кивает Синди.
– I like your obsession. And i like him.

Отпад, ей хоть кол теши:

– Ты еще не все знаешь, Синди!

– Что я не знаю?
– смеется она.

– Я предупреждаю тебя: самое худшее впереди.

– Что самое худшее?

Я делаю типа драматическую паузу.

– Он будет тебе показывать фильмы о моей сестрице! Бесконечная хренотень детских песенок и танцев! Ничего ужаснее ты и вообразить не можешь!

– Могу. Я уже смотрела все эти фильмы, - смеется Синди.
– Отняло у меня много времени.

– Не все, - отбивается фатер.

Он вытаскивает наши лучшие тарелки, и Синди кладет на них бутерброды с омаром, которые купила в "Деликатесах". Я смотрю на этих двух голубков-перестарков и, ей-богу, не знаю, смеяться мне или плакать.

А бутерброды и впрямь классные.

2.

На сей раз придется начать в несколько эпическом духе: в среду 10 июля 1997

года в мое окно с самого утра светило солнце. Возможно, именно поэтому я проснулась чуть раньше обычного, где-то около половины восьмого. Какое-то время я просто нежилась в постели, любуясь золотым сверканием в просвете темных оконных штор, а потом меня потянуло пройтись по этим утренним солнечным улицам, чтобы купить газеты и что-нибудь к завтраку. Я встала и прямо на голое тело (деталь немаловажная, учитывая последующие события) натянула короткие старые джинсы и мятую (доставшуюся мне от кого-то) белую майку с логотипом фирмы "Agip" (из-за чего ношу ее в основном дома). Наскоро почистив зубы, я сунула ноги в пляжные сандалии и вышла из дому. Воздух приятно холодил. Я никуда не спешила и с удовольствием щурилась на солнце. У зеленщика купила огромный ярко-желтый грейпфрут, в булочной - три посыпанных сахаром пончика, а затем направилась к газетному киоску.

Очередь маленькая, человека три-четыре. Передо мной высокий темноволосый молодой человек лет за тридцать, покупающий "МФ днес" и "Лидове новины" .

– Мне то же самое, - говорю я киоскерше. Молодой человек довольно бесцеремонно пялится на меня. Мне неприятно - тем самым он, почти на подсознательном уровне, несколько разочаровывает меня. Я поворачиваюсь и, выразительно подняв брови, в упор смотрю на него.

Он как-то меланхолично улыбается.

В одной руке у него купленные газеты и огромный желтый грейпфрут, в другой - пластиковый пакет с тремя посыпанными сахаром пончиками.

Мне становится смешно, но он с виду серьезен.

– Мы очевидно предназначены друг для друга, - произносит он медленно. Столь знаменательный знак судьбы нельзя проигнорировать - это было бы кощунством. На следующей неделе мы должны обвенчаться.

– На следующей неделе не получится, - включаюсь я в его игру.
– Следующая неделя забита у меня до отказа.

– Я готов на неделю отложить свадьбу, - говорит он, не спуская с меня глаз.
– Но ни на день дольше. Не применяйте ко мне выжидательной тактики.

Я весело усмехаюсь. Мы стоим друг против друга с нашими одинаковыми покупками и молчим.

Становится немного неловко.

Молодой человек приподнимает пакет с пончиками.

– Кстати, не хотите ли позавтракать вместе? Скажем, у меня? Такой завтрак вдвойне приятнее, - говорит он абсолютно спокойно.

До свадьбы?
– прикидываюсь я возмущенной.
– Я приличная девушка. До свадьбы - исключено.

– Все же подумайте. Дома у меня свежие пончики. И где-то должен быть грейпфрут.

– Грейпфрут? Серьезно? Звучит привлекательно.

– Естественно, я хочу молча позавтракать, - предупреждает он.
– Ибо не выношу, когда за чтением газет кто-то со мной заговаривает.

– Я тоже.

Опять молчание.

– Ну как, пойдем?
– приглашает он как ни в чем не бывало.

– И все-таки нет.

Впервые он по-настоящему улыбается. Красивая улыбка.

– Нет?

Решаю быть искренной.

– Несколько необычно все же. Скажу откровенно: боюсь.

– Понимаю.
– говорит он.
– Синдром Иротки .