Летописцы Победы
Шрифт:
Военные корреспонденты перед отправкой на фронт кроме редакционной командировки получали разрешение от Главного политического управления Красной Армии находиться в частях действующей армии. В первых числах октября у меня кончился срок такого разрешения, и я вернулся в редакцию.
Работу мою одобрили и сказали:
— Немного отдохните и полетите в Ленинград. Будете нашим спецкором и на Балтийском флоте.
Через несколько дней документ Главного политуправления пришел. Теперь требовался допуск политуправления Военно-Морского Флота.
Звонил туда ежедневно. Особенно запомнился день 16 октября 1941 года. После,
— Не звоните больше. Они сегодня ночью уехали в Куйбышев.
Так мечта о поездке на флот рухнула.
Я решил поехать в редакцию. Надел полушубок и теплые брюки, оставшиеся у меня с финской войны, вышел из дому. На Плющихе несколько трамваев, не останавливаясь, прошли переполненными, люди сидели даже на крышах. Мне надоело ждать, я забрался на «колбасу» следующего трамвая и, благополучно миновав Тишинский рынок, добрался до улицы Горького.
На главной магистрали столицы было необычно многолюдно. Все куда-то спешили, были встревожены. В этот день сделал несколько снимков: «Рабочие батальоны идут на фронт», «Привал добровольцев у Второго часового завода»… Назавтра эти фотографии были напечатаны в «Правде».
Тяжелой была осень сорок первого года. Упоенные успехами первых месяцев войны, фашистские орды достигли полей Подмосковья. Началась битва за Москву. В считанные дни столица создала 12 дивизий народного ополчения, 25 истребительных батальонов. Тысячи москвичей вступили в коммунистические батальоны.
Враг рвался к столице, шли кровопролитные бои. Гитлеровцы в ходе стремительного наступления взяли Вязьму, Смоленск, подмосковный город Наро-Фоминск в шестидесяти километрах от Москвы. Они подходили к району Крюкова (ныне Зеленоград).
Вечером нас, военных корреспондентов, предупредили:
— Военное положение. Из редакции без разрешения не отлучаться!
17 октября вместе со Львом Толкуновым (он работал тогда дежурным помощником редактора) поехали на Хорошевское шоссе, где, увязая в раскисшей от осенних дождей глине, москвичи рыли глубокие противотанковые рвы.
Нескончаемым потоком двигались по дороге воинские обозы. Гнали стада коров. Били зенитные батареи. Люди строили баррикады, вкапывали в землю огромные надолбы. Сотни стальных «ежей» перекрывали широкие улицы, оставляя для транспорта лишь небольшой проезд.
В постановлении Государственного Комитета Обороны от 19 октября 1941 года говорилось:
«В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма Государственный Комитет Обороны постановил:
Ввести с 20 октября 1941 года в городе Москве и прилегающих к городу районах осадное положение.
Государственный Комитет Обороны призывает всех трудящихся столицы соблюдать порядок и спокойствие и оказывать Красной Армии, обороняющей Москву, всяческое содействие».
В те дни в центральном аппарате редакции осталось всего двадцать человек. Правдисты работали напряженно. Опасность еще крепче спаяла наш небольшой коллектив. Петр Лидов, Михаил Калашников, Владимир Ставский, Борис Полевой, Лазарь Митницкий, Сергей Струнников, Оскар Курганов приезжали прямо с фронтов, иногда на машинах, пробитых осколками мин и пулями, и, не обращая внимания
Москва была настоящим прифронтовым городом. Едва ли не все предприятия работали на оборону: одни делали снаряды, другие изготовляли минометы и автоматы, третьи выпускали автоматы или противотанковые ружья. Даже маленькие кустарные мастерские, которые до войны чинили примусы, готовили «лимонки».
«Правда» обращалась к гражданам страны:
«Кровавые орды фашистов лезут к жизненным центрам нашей Родины, рвутся к Москве. Остановить и опрокинуть смертельного врага!» (15 октября).
«Взбесившийся фашистский зверь угрожает Москве — великой столице СССР. С железной стойкостью отражать напор кровавых немецко-фашистских псов!» (16 октября).
«Воины Красной Армии! С вами вся страна, весь советский народ. Будьте бесстрашными в бою, деритесь до последней капли крови за каждую пядь родной земли!» (17 октября).
«Все силы на отпор врагу! Все на защиту Москвы!» (18 октября).
«Противопоставим вражескому наступлению на Москву железную стойкость, мужество, героизм советских людей!» (19 октября).
20 октября я сфотографировал двух друзей — истребителей танков: инженера Иванова и машиниста метро Дьячкова.
Интересна судьба В. П. Иванова. В мае 1916 года он был арестован за участие в забастовке на Бежицком заводе и отправлен на фронт в штрафную роту. На гражданскую войну ушел добровольцем. В 1928 году вступил в партию, в 1930 году окончил Московский энергетический институт и до войны работал начальником ОТК завода «Изолятор». Когда началась Великая Отечественная война, Иванову было около пятидесяти, но он пошел добровольцем в коммунистический батальон Ленинградского района. В битве за Москву Василий Петрович уже командовал ротой истребителей танков. Генерал Лобачев в книге «Трудными дорогами» тепло отзывается об этом бесстрашном воине. Иванов прошел славный боевой путь от Москвы до Сталинграда.
На площади Маяковского, у Краснопресненской заставы, перед театром Красной Армии, около Дорогомиловского моста и во многих других местах были установлены зенитные орудия, которые иногда не прекращали огня круглые сутки.
Я помню, как Юрий Левитан, объявив о том, что угроза воздушного нападения миновала, буквально через несколько секунд быстро проговорил: «Граждане, воздушная тревога!»
Я работал, отдавая себе ясный отчет в том, какие дни мы переживали. В «Правде» ежедневно появлялись мои снимки и небольшие заметки. Фронт и тыл были тогда столь близко друг от друга, что иной раз удавалось в один и тот же день делать фронтовую и тыловую съемки.
Как-то рано утром, после выхода «Правды», редактор П. Н. Поспелов вызвал меня и попросил сделать снимок в номер — сфотографировать разведчиков из оперативной группы полковника А. И. Лизюкова. Звоню в гараж — машины нет. Сел в троллейбус № 12 и доехал до Химок. Отсюда прошагал километров десять — и уже оказался на передовых позициях, у разведчиков.
Однажды вечером недалеко от «Правды», точнее, на Бутырском валу ухнула пятисоткилограммовая бомба. Полетели стекла из окон. В редакции стало холодно. И не только холодно, но и голодно. Мне иногда удавалось перекусить у летчиков на Центральном аэродроме.