Летописи Арванды. Легенды спящего города
Шрифт:
Пытаясь маленькой ручонкой знаменье сотворить за ней,
Склонял смиренно головенку под блики ласковых лучей…
Старушка горестно вздыхала, и жалость вязкою волной
Ее, как саван, накрывала… Но прерван был молитв покой:
«Живая! Среди нас живая!» — безумный взгляд ожег лицо,
А руки плечи ей сжимали, словно железное кольцо.
Малыш заплакал, а старушка пыталась словом вразумить
Убитую смятеньем душу — но тот твердил: «Мне б только жить!»
Арина
Взгляд лишь выхватывал могилы из парка темной глубины…
Она не слышала ни звука, луна мелькала, как опал —
Вдруг сцепленный крепко руки разжались… С ней стоял Иван…
А бедный дух завыл и скрылся, стеная, проклиная миг,
Когда он дней земных лишился, в аллеях дальних замер крик…
Иван поднял с земли Арину, провел ладонью по щеке…
Теперь потерянный, любимый… И сердце замерло в тоске…
«Арина… что сказать… не смею… Но лишь теперь, когда я мертв,
Я наши осознал потери… Прости меня, моя любовь!
Преступна, холодна, надменна была моя любовь к тебе,
Тогда была… И я не верил, что жить смогу в простой семье —
Я лишь с тобой хотел по свету бродить, летать, искать чудес…
Но если б появились дети, то мир бы для меня исчез,
Остались бы лишь распашонки, визг, плач, капризы, детский сад…
Прости, Арина, за ребенка! Я всю бы жизнь вернул назад…
Тебя, его... О, если б можно, как я любил бы вас тогда!
Прости! Как за тебя тревожно — как будешь жить ты без меня…
Я не защитником — убийцей, родной невинной плоти стал,
А ты… Пришла со мной проститься, чтоб я томиться перестал…
Прости! Люблю тебя, родная — в недосягаемой дали
Ты помни! Но не проклиная… Молитвами благослови…»
Арина плакала, прижавшись в последний раз к его груди —
Осколком острой боли счастье воздвигло памятник любви…
Потом в глаза его взглянула, перекрестила, отошла…
За ручку Васю потянула, поцеловала малыша…
Тот снова улыбнулся светло, приник к ней, на руки залез,
Потом перекрестился мелко и взял в свои ручонки крест…
…Глубокий голос, словно ветер пустынь песчаных, зазвучал —
К ним обернулся Ангел Смерти, покинув темный пьедестал…
Оплакивая судьбы мира, он душу обагрил тоской —
Средь лунных сумерек могильных служил он вечности седой.
Теперь же он смотрел печально в глаза Арине… Взгляд скользнул
На побледневшего Ивана и малыша… Раздался гул:
«Она… живая… как же можно… А мы… а нам туда нельзя…»
На мертвых глянул Ангел строже, Арине ласково сказал:
«Тебе сегодня приоткрылось, то, что живым узнать нельзя —
Душа страданием убита… То некрещеное
Ты можешь дать ему рожденье, печальный сад и темный лес
Покинет он… Но в искупленье, поставь ему в изножье крест!...
Теперь же ты своей рукою дитя в купели окрести —
Соединив одной судьбою свои грядущие пути…»
Под распростертыми крылами в священных водах лунный свет
Своими окропил лучами дитя, что отпускала Смерть…
Арина крестик свой нательный в слезах надела на него,
Малыш, молитве тихой внемля, смотрел на Ангела чело…
Вокруг чудесным ореолом струились нити серебра —
Надежда будущего снова в Арины сердце расцвела.
Затихли звуки, темный Ангел вновь устремил печальный взор
В лицо Арины — та стояла и слушала неясный хор…
«То ветры… кладбище зовется «На трех ветрах» — они сюда
Слетают пред восходом солнца и остаются до утра…
Один по Прошлому тоскует, и память пройденных времен
В Священного фонтана струи приносит… Слышишь перезвон?
То ветер Будущего юный — загадочен, непостижим…
Он в душах свет надежды будит, сама Судьба идет за ним…
И Настоящего привратник удел свой облететь спешит —
Он скошенных смертельной жатвой приводит к берегам реки…
Ты не должна встречаться с ними — ты не готова… Ты — жива…
Лишь тем, кто за чертой могильной, несут забвение ветра…
Дитя, крещеное за гробом, твое теперь — его душа
В плоти своей единородной воскреснет к жизни ото сна…
Не повтори ошибки снова — благослови ее восход
Крещеньем, таинством Христовым… Недолго ждать — один лишь год.
Что хочешь ты сказать, Арина? Уж близко ветры… И рассвет
Готов взойти — уже могилы накрыл прозрачно-серый свет…»
«Я… благодарна! Жизнь и душу вернул мне твой печальный лик —
Одно… быть может, я нарушу законы… но… всего лишь миг:
Скажи мне, а самоубийцы… Ведь есть прощенье и для них?
Душа поймет, простит, простится… и сожалением болит…
Что делать им, есть искупленье? Надежда в сумраке ночном?
Наказанным за преступленье погибнуть в вечности должно?..»
Блеснули слезы в очах темных, и крылья дрогнули, взлетев…
До боли, скрежета, знакомы слова Завета — смертный грех…
«Живые не имеют права решать, когда выходит срок,
У Смерти забирая славу… И кара — выжившим урок!
Их имена забыты будут и помощь любящих людей
Для них запретна… душам трудно мир обрести в стране теней…
Но… Здесь они найдут прощенье… Не сразу — многие века
Пройдут в печальном искупленье, но ждет и их судьбы река…