Летописи Арванды. Легенды спящего города
Шрифт:
Не ирбис — черный и огромный, сверкает ненавистью взгляд!
А небо скрыто тучей черной — стервятники! Скорей назад!
Но тут же белыми орлами ввысь взмыли Духи серых скал,
Своими сильными крылами сметая вражьей силы шквал!
А черный Барс все ближе, ближе! И Эдельвейс схватил свой меч —
Враг пригибается пониже, чтоб силы для прыжка сберечь —
И прыгнул… Застонав, Лелия, упала скошенным цветком,
Из горла кровь фонтаном била…Казалось, это страшный сон!
Меч
Опять припал в прыжке на лапы, с них не сводя горящих глаз.
Но Эдельвейс ударил первым — и Барс взревел, когда металл
Вонзился в сердце, метко, верно, и наземь в тот же миг упал…
Принц обернулся — мать сидела, прижав к груди его сестру,
Она от горя побелела, дрожала, словно на ветру…
Вдруг Эрика вскочила — крикнуть хотела сыну: «Берегись!..»
Но не успела… С воем диким Барс прыгнул, скинув его вниз!
Но Эдельвейс, собрав все силы, в скалу вцепился и повис
Над страшной пропастью — могилой! Как на ветру осенний лист…
И Эрика метнулась к сыну, еще не видя страшных ран,
Что жизнь его наполовину свели в заоблачный туман —
Она втащила Эдельвейса наверх… И он закрыл глаза,
Успев ей вместе с ветра песней последнее «прощай…» сказать.
Когда в беспамятстве от горя, она, шатаясь, поднялась —
В лицо смотрел ей злобно Морин, сказав: «Здесь всюду моя власть!
Ты думала в горах укрыться?! Но нет спасенья от меня —
Ты в Арвадею возвратишься, разделишь участь короля!
Сгорите вместе вы! Так славно мое правленье началось —
Мой враг повержен самый главный…» — «Он не увидит моих слез!» —
Сказала Эрика и встала на самый-самый край скалы…
В отчаянье не увидала, что возвращаются орлы —
Они увидели, как гордо она шагнула в никуда…
И тяжким эхом взвыли горы, скрывая тайну навсегда.
С досадой Морин огляделся, решив с собою унести
Тела Лелии с Эдельвейсом — но не нашел их… Лишь цветы*…
Звездою загорелся яркой прекрасный белый эдельвейс,
Лелия тут же, вместе с братом, цветет, как радостная весть.
*Эдельвейс, Leontopodium alpinum – греч. «стопа льва», горный, скальный цветок серебристо-белого цвета. Легенда гласит, что мужчина, сумевший дотянуться до эдельвейса, обретет мужество, а сердце девушки, которой он принесет цветок, будет принадлежать ему навеки.
Лелия, Laelia – семейство орхидные, горный, скальный цветок, нежно сиреневый или розовый с яркой сердцевиной.
А рядом Духи гор стояли — и Морин отступил назад,
На миг колдун в испуге замер, увидев
«Последний раз ты торжествуешь, сто лет пройдет — и ты умрешь,
Судьбы своей ты не минуешь, предсказанную смерть найдешь!»
«Посмотрим!» — злобно крикнул Морин и Вороном он взвился ввысь —
В небесном призрачном просторе проклятья вдаль ветров неслись…
А у подножия, в предгорье, где Эрика упала вниз,
Разлился вереск дивным морем, лиловым отблеском зарниц**…
3. КОСТЕР
…Седой туман окутал горы, ущелье пеленой застлал —
Здесь, среди вольных ветров гордых живет волшебник Альбигар.
Он стар, как сумрачное время, устал от бед людских и зла,
Тяжелое, как камень, бремя всю жизнь душа его несла.
Он сохранил истоки света, и уходя в подлунный мир,
Словами древнего завета боль утешал по мере сил.
Сейчас стоял он на вершине, глядя на вереска ковер,
И слезы прятались в морщинах, обозначая лет узор…
Поодаль на огромном камне печально юноша сидел,
С благоговейным упованьем он на волшебника глядел —
**Эрика, Erica – вереск. Старинная шотландская легенда гласит, что скромный вереск был единственным, кто по просьбе Бога согласился расти на голых, продуваемых ветрами склонах холмов. За это Господь наградил его повышенной выносливовстью, непритязательностью и естественным очарованием, а также ароматом и качеством медоноса.
И робко произнес: «Учитель…Я виноват перед тобой —
Когда покинул ты обитель, я, увлечен своей мечтой,
Взял книгу заклинаний тайно…Но прочитал всего одно!
Но с Морина оно случайно заклятье сонное сняло…
Я виноват, и оправданья пред миром и людьми мне нет,
Но я увидел их страданья — и я готов держать ответ!»
Ответил Альбигар печально: «Ордэн, я рад, что ты скорбишь…
Судьба людская изначально известна… Ты не изменишь
Начертанного от рожденья, мы — лишь орудие ее…
Мы можем сгладить потрясенья и тьмы страданий острие…
Иди сюда, Ордэн, — увидишь тот мир, что напоен тоской…
Иди, не бойся — ближе, ближе…» И Альбигар повел рукой:
«Среди туманов горных пиков вниз только эхо звук уронит,
Я вижу среди древних ликов подлунный мир как на ладони!
Его глаза — озера света, глядят в даль синевы искристой,
Но в отблесках шальных рассветов бегут ручьи дорог тернистых…
Протягивают к солнцу руки деревья, листья осыпая,
В тоске по будущей разлуке, в осеннем пламени сгорая.