Летописи Арванды. Легенды спящего города

Воробьева Елена

Та д и н и ( с н е н а в и с т ь ю ) :

Ну что ж, Никколо… Ты узнаешь, что зря тягаешься со мной —

Теперь все то, что испытаешь, ты будешь помнить за чертой…

Ты смог уйти от гнета будней, достиг богатства и хвалы…

А я ступил на путь мой трудный, чтобы избегнуть злой нужды…

Почти что вместе мы взрослели, но нечего мне было ждать —

Тебе же открывали двери везде, где мог ты пожелать…

Я отказался от земного, чтоб выжить и достичь высот…

Ты

жил развратно, непристойно, не зная никаких забот…

Да, ты не знал, как это страшно — любить, желать! Но не иметь!

От страсти гибнуть ежечасно и в адском пламени гореть!

Тебя же — нищего когда-то, судьба ласкала, не скупясь —

И возвышала музыканта Фортуна, радостно смеясь!

Какие женщины любили! Аристократки, знати цвет —

Их имена уже забыли… Но для тебя забвенья нет!

Твой гений превзошел живущих, и будет в памяти людей

Твой образ жить в годах грядущих! Но сгину я во мрак теней!

Я ненавижу! Проклинаю! Ведь я жил музыкой одной,

Но воля Господа иная — им избран был совсем другой!

Тебе был гений предназначен, а мне — монашеский обет —

Я жить хотел совсем иначе… Теперь ты дашь за все ответ!

Твои посмертные гастроли устрою я! Хотя бы так

Пусть на века меня запомнят — мой импресарио талант!

Действие шестое. ОТВЕРГНУТОЕ ПРИЧАСТИЕ

Хорошо обставленная комната на втором этаже уютного дома, увитого плю-

щом и виноградом. У стены на кровати лежит Николо Паганини, он умирает,

силы оставили его, но время от времени сознание возвращается и тогда он си-

лится сжать рукой свою скрипку.

У его постели сидит Ахилл, он уже совсем взрослый — 15 лет. Он с болью, не

отрываясь смотрит в лицо отца, ловя каждое его дыхание и движение, он сидит

так уже много дней, сменяя друзей Маэстро, которые также в последние его

часы пожелали быть рядом.

Здесь же, в комнате, находится Ангел, который то стоит у окна, наблюдая за тол-

пой, которая постепенно заполняет улицу перед домом, то отходит к постели

умирающего…

А в т о р : 27 мая 1840 г. Франция, Ницца. Никколо Паганини

умирает, он давно потерял голос, пальцы онемели. Он уже не мо-

жет играть, это мучает его больше всего, потому что он страдает

без той, что дарила ему самые прекрасные минуты и самые тяжкие

страдания,

без той, что всегда была не только частью его тела, но и

частью его души — без своей Скрипки… Ахилл положил ее рядом

с кроватью, но Никколо может только смотреть, иногда сын кладет

Скрипку отцу на грудь, и тогда он не отрывает от нее взгляда…

Ангел стоит тут же и печально смотрит на улицу, где потихоньку

собирается толпа и выкрикивает угрозы в адрес Маэстро. Архие-

пископ Генуи кардинал Тадини, с юности следивший за Никколо

и всю жизнь распространявший про него страшные и позорные

слухи, с нетерпение ждал его последней минуты, чтобы перед

смертью заставить его пережить страшнейшие душевные муки…

С 1814 года орден иезуитов, к которому принадлежал Тадини,

первым предпринял попытку придать проклятью его музыку, офи-

циально тогда удалось только добиться признать богопротивны-

ми подражания голосу птиц и животных с помощью музыкальных

инструментов… Никогда Маэстро не делился деньгами с Церко-

вью, он смеялся над святыми отцами, над глупыми придирками,

над ханжеством… Смеялся всю жизнь. Но теперь, теперь…

Епископ Ниццы, Доменико Гальвано, заранее постарался распро-

странить слух о непримиримой вражде Паганини с Церковью, не

далее, как вчера, на мессе он повторил в адрес Маэстро все много-

летние обвинения, предупредив, что, если тот не покается, то бу-

дет лишен погребения…

Ангел полными слез глазами смотрел, как собирается толпа, потом он увидел,

как она расступилась — к дому подошел исповедник прихода, каноник Каффа-

релли… Ангел подошел к постели умирающего и крыльями на минуту накрыл

его, надеясь вдохнуть в него силы, шаги исповедника были уже у самой двери,

Ангел, еще раз коснувшись лба Никколо, отошел обратно к окну… В комнату

входит каноник Каффарелли, Ахилл кланяется ему и освобождает место у по-

стели отца. Исповедник холодно отвечает на поклон кивком головы, не бла-

гословляя Ахилла, и встав в изножье кровати, надменно и сурово смотрит на

Паганини.

К а н о н и к К а ф ф а р е л л и ( о б в и н я ю щ е ) :

Сын мой… Покайся в злодеяньях, там, за холодною чертой,

Тебе не будет оправданья — и ты не обретешь покой!

Мне ведомы грехи, что страстно взлелеял ты в душе своей…